Неизвестные Стругацкие - [8]

Цитата «Вскоре очи сии, еще отверзаемые, не узрят более солнца, но не попусти закрыться оным без благоутробного извещения о моем прощении и блаженстве…» атрибутирована Авторами прямо в тексте: «Дух или Нравственныя Мысли Славнаго Юнга, извлеченныя из нощных его размышлений». Отсюда же читает Зеркало и стихотворение «Чины, краса, богатства, / Сей жизни все приятства, / Летят, слабеют, исчезают, / Се тлен, и щастье ложно! / Заразы сердце угрызают, / А славы удержать не можно…». Этот самый Юнг — популярный в XVIII веке английский философ Эдуард Юнг, автор «Жалобы, или Ночных размышлений о жизни, смерти и бессмертии». Пьером Летурнером был сделан перевод «Жалобы» на французский, на его основе сестра Бомарше Жюли Карон составила весьма вольную компиляцию. Ее-то Александр Андреев и перевел уже на русский, дополнив текст Карон несколькими стихотворениями философско-дидактического характера. Все это нетрудно было выяснить из библиографических справочников. Но как непросто было добраться до самой книги — малоформатной, с толстыми шершавыми серыми страницами! Первой из «люденов» ее держала в руках Юлия Казакова. Это было издание 1798 года. Уже это знакомство позволило избавиться от старой опечатки. Прежде во всех изданиях ПНВС значилось: «…еще не отверзаемые…», что искажало смысл фразы до абсурда. Согласитесь, еще «не отверзаемые» очи не могут и «закрыться», ибо они и так закрыты. Тогда же выяснилось и заглавие упомянутого стихотворения: «Добродетель», что вкупе с подзаголовком «…с присовокуплением некоторых нравственных стихотворений лучших российских и иностранных стихотворцов: Ломоносова, Хераскова, Державина, Карамзина, Томсона и других» легко позволило определить автора стихотворения. Им оказался Михаил Херасков. А собственно цитируемое Авторами второе издание 1806 года, то, что «продается в Санкт-Петербурге и в Риге в книжных лавках Свешникова по два рубля в папке» я смог увидеть только в петербургской Российской Национальной библиотеке (вообще, этот раритет сохранился в России, кажется, лишь в четырех крупнейших библиотеках).

Светлана часто останавливается на опечатках в различных изданиях АБС. Два века назад было не лучше. Что только не печаталось в начале строки «Се тлен, и щастье ложно!» и у самого Хераскова, и в издании «Дух…»! И «Все», и «О», и «Се», и явная опечатка «Ое». Дидактика Хераскова требует четкого указания на тленность «чинов, красы, богатства». Потому здесь не к месту ни простое восклицание «О», ни слишком нигилистичное «Всё», нет, только — «Се», т. е. именно эти искусы тленны, они дают ложное «щастье».

Много пришлось повозиться и с другими стихотворными строками, теми, что бубнит Зеркало «угрожающим замогильным голосом»: «Видел я сам, как подобравши черные платья, / Шла босая Канидия, простоволосая, с воем, / С ней и Сагана, постарше годами, и бледные обе. / Страшны были на вид. Тут начали землю ногтями / Обе рыть и черного рвать зубами ягненка…» Ведьмы Канидия и Сагана — персонажи «Сатир» Горация, если точно — восьмой сатиры первой книги. Но вот в чьем переводе эти строки? Давно уже публикуется только перевод Михаила Дмитриева:

Видел я сам и Канидию в черном подобранном платье,—

Здесь босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей

Шли, завывая, они; и от бледности та и другая

Были ужасны на вид. Сначала обе ногтями

Землю копали; потом зубами терзали на части

Черную ярку, чтоб кровь наполнила яму, чтоб тени

Вышли умерших — на страшные их отвечать заклинанья.

Ясно, что наш перевод — не Дмитриева. Разве что имеет место совсем уж приблизительное цитирование, не свойственное АБС. Этот перевод датирован 1856-м годом. Значит, надо поднять более ранние переводы? Пробую. Вот «Квинта Горация Флакка Сатиры или Беседы с примечаниями с латинского языка переложенныя Российскими стихами Академии Наук переводчиком Иваном Барковым» (да-да, тем самым!), издание 1763-го года. Вот наш отрывок:

Я видел, как пришла Канидия туда

Вся, растрепав власы, в нелепости безмерной;

И препоясанна была в одежде черной,

И ноги зрелися босые у нея.

Вдруг после страшного с Саганою вытья,

Являя с ужасом бледнеющия хари,

Драть землю начали когтьми волшебны твари,

И зубом растерзав потом они овна,

На коем черная везде была волна,

Кровь в яму напущать ископанную стали

Чтоб духи собрались и им ответы дали.

Да, вновь не то. И лексика здесь явно старше на век. Вновь зарываюсь в библиографическую литературу и нахожу, что «Сатиры» переводились еще Михаилом Муравьевым-Апостолом и Афанасием Фетом. Первый тоже старше Дмитриевского, второй — моложе. Я решил посмотреть перевод Фета. Он публиковался всего два раза, одно из этих изданий оказалось мне доступно. И строки из ПНВС там наконец-то нашлись!

Я неоднократно упоминаю разные книжные редкости. Закономерен вопрос: а откуда они у АБС? Ответ можно найти в их публицистике, в словах об отце, Натане Залмановиче: «…бывший военный, бывший политкомиссар, впоследствии исключенный из партии, сотрудник Публичной библиотеки. Интеллигентный человек, очень начитанный. Два шкафа книг, что по тем временам было большой редкостью». Кое-что из его книг сохранилось и после блокады. Ну и сами АБС — известные книгочеи. Это видно по любовно описанным библиотекам Сорокина и Головина, героев «Хромой судьбы» и «Дней Кракена», да что там — по всему их творчеству!