Неизвестные солдаты - [225]

— Мы действовали, как всегда.

— А между тем русские кое-чему научились.

— К сожалению, они научились слишком многому.

— Не преувеличивайте, обер-лейтенант. Здесь, на дороге к Москве, они вводят в бой все самое лучшее, что у них есть. Лучшее и последнее — это их агония. Еще два-три таких боя, и они выдохнутся совсем.

— Вероятно, так, — согласился Крумбах.

Разговор с генералом оставил у Фридриха неприятный осадок. Гудериан старался ободрить его, а через него — и других танкистов. Раньше этого не бывало.

Крумбах отправился в походную мастерскую, где стоял его танк. Отозвал в сторону Лемана, возившегося возле машины вместе с ремонтниками. Протягивая ему сигарету, сказал негромко:

— Ты не очень торопись, Куддель. Надо привести все в порядок. А дивизию мы успеем догнать и через неделю.

Унтер-офицер понимающе посмотрел на него хитрыми глазами.

— Разумеется, командир. Уж если мы попали сюда, нужно использовать все возможности.

* * *

Снегопад сменился мелким дождем. Дороги развезло, машины еле ползли, артиллерийские лошади скользили и падали.

Экипаж Варюхина отступал в арьергарде. Проезжали метров пятьсот и останавливались, укрываясь за постройками или среди деревьев. На шоссе появлялись, смутно видимые за сеткой дождя, легкие немецкие танки. Завязывался огневой бой. Фашисты вели себя осторожно, стреляли издалека.

Вот уже четверо суток войска Гудериана, имевшие многократное численное превосходство, не могли сломить сопротивление бригады полковника Катукова. Советские танкисты, сочетая быстрый маневр с огнем из засад, уничтожали за сутки тридцать-сорок немецких машин. Ночью скрытно отходили на север, занимали новый рубеж, а наутро, когда фашисты начинали наступление, повторялось то же самое.

И только 10 октября, совершив по раскисшим дорогам обходный марш, войскам Гудериана удалось ворваться с востока в город Мценск. Бригада, оборонявшаяся южнее города, сразу оказалась в очень тяжелом положении. Со всех сторон — немцы. Позади — река Зуша.

Когда стало ясно, что немецкие автоматчики вот-вот захватят железнодорожный мост — последнюю артерию, связывающую со своими, полковник Катуков собрал командиров штаба, находившихся поблизости красноармейцев.

— Независимо от званий и положения — в колонну по два, становись! Приготовить гранаты! За мной, бегом марш!

Сам, вместе с комиссаром, повел небольшой отряд к мосту. Автоматчиков удалось отбросить. А тем временем к реке подтягивались подразделения бригады, тыловые службы, колесные машины, приданная пехота. Началась переправа через Зушу. Красноармейцы ломали дома и заборы, делали на мосту, поверх рельсов, деревянный настил.

Наступившая темнота и сильный дождь мешали противнику вести прицельный огонь. Немцы пытались прорваться ближе к реке. Но танки бригады, выстроившись шахматным порядком, встречали врага пушечными выстрелами. Видимость была очень плохая. Обе стороны стреляли наугад, по огненным вспышкам, по светящимся трассам.

Фашистские танки то ли плутали в темноте по незнакомым местам, толи обнаглели — наползали иной раз прямо на «тридцатьчетверки», появлялись то с одной, то с другой стороны. Немецкие артиллеристы кидали снаряды по площади, на авось, но кидали их много. Экипажу Варюхина пришлось сидеть в машине с закрытым люком. При близких разрывах звонко били по броне осколки, шлепались в грязь комья земли.

У Лешки застыли ноги. От долгого сидения тело будто одеревенело. Устал он за эти дни так, что сейчас то и дело задремывал, не выпуская из рук рычагов. Немцы рядом, обстановка такая, что и сатана не придумал бы хуже. А у него ни страха, ни волнения. Одно-единственное желание: лечь, вытянувшись, укрыться потеплей и спать.

— Эй, Карась, ты живой там? — спросил Варюхин.

— Плаваю, — ответил Лешка. — У меня тут лужа подходящая натекла.

— Ничего, за речкой обсушимся… Дождик-то уже перестал, едва капает.

Погода и в этот раз играла на руку немцам. Целую неделю небо было затянуто плотными тучами, дождь перемежался со снегом. А тут, как назло, сильный ветер разорвал облака, раскидал их. Показались звезды. Яркая луна степенно выплыла на чистое место, осветив и город, и мост, и подходы к нему, заполненные колесными машинами.

Немцы сразу же усилили огонь. Танкам нельзя было оставаться на месте. Варюхин приказал Лешке ехать к вокзалу. Оттуда била батарея, снаряды ее ложились возле переправы.

По мосту продолжали двигаться машины и повозки. Деревянный настил трещал под колесами грузовиков. Лошади проваливались, ломали ноги, ржали отчаянно. Кричали и ругались люди. В самом опасном месте, у въезда на мост, куда гуще тянулись цветные трассы пуль, стояли двое: комиссар и командир бригады. Полковник Катуков, закутавшись в плащ-палатку, не сходя с места, громко и резко отдавал приказания: Пристрелить лошадь! Сбросить грузовик! Взять на руки пушки!

Немецкие пехотинцы по огородам, по кустам, все ближе подбирались к переправе, подтягивая с собой пулеметы. С моста соскальзывали в воду убитые и раненые красноармейцы. На их место становились другие, укладывали доски туда, где настил был разбит, сталкивали в воду подбитые грузовики, застрявшие повозки.