Неизвестные лики войны - [11]

И тогда я видел женщин, закутанных в платки, бредущих вдоль этих кошмарных километровых, вызывающих отвращение рядов разлагающихся трупов.

Я видел, как эти женщины, одна за другой, бросались вдруг со звериным воем на человеческие останки, я видел, как они целовали пустые, отдающие мертвечиной глазницы. Как с нежностью на суровых морщинистых лицах — её и описать невозможно — они гладили эти безволосые, обгоревшие, уродливые головы.

И опять уже другие, одна за одной, вырываются из неспешно тянущейся цепи и припадают к ногам лежащих тел.

Не понимаю, как узнавали они мужей, братьев, дочерей. ТАМ ничего нельзя было узнать.

Попадались и дети, которые искали родителей. Плачущие, как плачут все дети в мире. Но куда больше встречалось детей тихих и мёртвых. Кто убит в больницах, кто на улице, кто подле матери. У них тоже, как и у взрослых, виднелись на головах следы пуль.

На мостовых, на тротуарах, у стен домов тоже лежали трупы. В сенях, в горницах — повсюду. Некоторых вешали на балконе, некоторых на проволочной ограде местных лагерей, некоторых на решётках местных тюрем. У всех открытые рты. На трупах женщин юбки часто были задраны. Голос из-за кадра говорит, что их изнасиловали…»

Вот это и есть ВОЙНА.

Глава 2 Война стоит денег

Для войны нужны три вещи:

во-первых, деньги, во-вторых, больше денег, в-третьих, ещё больше денег.

Наполеон

Во время войны система ценностей приходит в неописуемый хаос. Человеческая жизнь обесценивается до нуля, а всё, что может её продлить, приобретает запредельную стоимость.

Краюха хлеба меняется на золотые часы или бриллиантовое колье. За овладение оазисом с жалким колодцем погибает целый полк. Котелок горячей похлёбки и обещание свободы приравниваются к жизням сотен преданных товарищей.

Материальные потери, которые несёт с собой война, старательно фиксируются в толстых томах отчётов, закладываются в бюджеты и вычисляются экономистами.

Но не стоит забывать, что за бесконечными столбиками цифр, за сухими графиками и таблицами, напоминающими мирную математику, стоят горе и гибель вполне реальных людей…

Жадная топка войны всегда пожирала миллиарды талеров и гульденов, фунтов и марок, рублей и долларов, злотых и тугриков, превращая их в протазаны, мушкеты, пули и бомбы. Превращая их в смерть.

Вплоть до конца XIX века турки имели обыкновение после боя отрубать головы поверженным врагам. Делалось это не из-за какой-то изуверской восточной жестокости, а для отчёта и получения вознаграждения за каждого убитого врага. Подобный обычай иногда мешал ведению боя и даже приводил к печальным последствиям.

Так, во время Абукирского сражения, 25 апреля 1799 года, янычары то и дело покидали свои позиции, чтобы отрезать головы убитым и раненым. Этим воспользовалась кавалерия Мюрата и атаковала рассыпанных по полю пехотинцев. Турецкая армия была сброшена в море.

До сих пор в горячих точках расплата с боевиками ведётся не только в долларах, но и по старой традиции: за убитого солдата полагается 20 баранов, за офицера — 40 баранов. Только в наши дни не требуется присылать своим командирам мешки с отрубленными головами. Сам «процесс» достаточно снять на видеокамеру.

Пленных умерщвляли далеко не всегда. Иногда выгоднее было обращать их в рабов и заставлять работать на себя.

В древности военные действия немедленно сказывались на цене пленных-рабов. Их стоимость снижалась в сотню и более раз. Например, после побед Оима над Митридатом «цена на раба падала до 4 драхм, а в длительные периоды мира возрастала до 400–500 драхм». А в 1169 году, после войны Новгорода с Суздалью, пленные суздальцы продавались из расчёта 10 человек за 1 гривну серебра.

В период Первой, а особенно Второй мировой войны подневольный труд военнопленных достиг наибольшего масштаба. Вопреки всем международным соглашениям их использовали для работ на военных объектах и при строительстве оборонительных сооружений.

Все соглашения, пакты, договоры и законы война превращает в обычные бумажки, если их суть препятствует достижению победы.

За каждого узника германского трудового концлагеря, умершего не от истощения согласно программе «уничтожения трудом», а убитого охранником, коменданту приходилось оправдываться ворохом объяснительных, так как заключённые являлись своего рода рабочей скотиной и приносили рейху прибыль. При общеизвестной немецкой аккуратности и педантичности было совершенно непозволительно губить производительную силу по собственной прихоти.

Порой складывалась парадоксальная ситуация, когда переполненные лагеря больше были не в состоянии принимать новые эшелоны с военнопленными. С одной стороны, требовалось проведение «акции по массовой ликвидации», с другой — в лагерь спускался план, согласно которому ставилась задача «в связи с прибытием дополнительной рабочей силы увеличить выработку щебня на 32 %». Тогда начиналась длительная бюрократическая переписка, состоящая из приказов, отчётов и прошений, между ведомством рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, Главным административно-хозяйственным управлением СС группенфюрера Освальда Поля, «Трудовым фронтом» Роберта Лея и другими экономическими, финансовыми и промышленными инстанциями.