Неизвестная сигнатура - [5]

Упустив, на какое-то мгновение, траекторию полёта капсулы, Кассадор теперь догонял её, чтобы расстрелять прямо над этим красивым морем, где водятся касатки с красным плавником, поднимающимся над черной спиной. Но хитрый остзеец, желая сохранить свою жизнь, повёл свою капсулу среди такого лабиринта скал, что всего пилотажного опыта Хубертуса едва хватало на то, чтобы следовать за ним не отрываясь. Это было невероятно сложно, потому, что капсула была намного меньше, чем его корабль, а расстояния между скалами автопилот «мачете» не брал. Когда Хубертус Кассадор почти догнал капсулу убегавшего от него остзейца, чтобы превратить её в пыль одним залпом, его мачете задело правой стороной скалу и её разорвало на части, выбрасывая вверх уже Хубертуса в спасательной капсуле.

Лишь на секунду Хубертуса окатила новая волна ярости, но потом он понял, что всё почти так, как он и хотел. Теперь он возьмёт фон Касселя обязательно живым. Или полуживым. Нужно только отрезать этому сапиенс пути к отступлению. А потом — дуэль, в которой, у фон Касселя, одетого в костюм пилота, не будет шансов.

Остзеец сажал свою капсулу на небольшой карниз скалы над морем. Кассадор «воткнул» свою капсулу в горы с противоположной стороны. Предвидя действия своего соперника, Кассадор сразу покинул капсулу, которая загорелась, обстрелянная чем-то высокотемпературным.

Стрелковое оружие он не успел забрать из капсулы. А если честно, то и не собирался. Он возьмёт это остзейца, показав всю разницу между террисом — сераписом и убогим представителем вида сапиенс. Поэтому Хубертус начал боевые метаморфозы загодя, чтобы не попасть в какую-нибудь ситуацию, похожую на то, что случилось с доном Мариано Франциско. Он начал сближаться, используя рельеф и крупные камни, и к тому моменту, когда он сблизился с хитрым остзейцем, он ещё не утратил облик, похожий на сапиенс, но в его распухших плечах и набедренных мышцах, работало четыре дополнительных сердца, сформированных, чтобы быстро регенерировать повреждения. Остзеец несколько раз попадал в него, из своего мощного кинетического оружия, прицельными одиночными выстрелами. Было нестерпимо больно, но лишь на доли секунды. Несколько раз Хубертуса перевернуло ударной силой пули, но он даже не обратил на это внимания, движимый жаждой мести. Убить его могло только попадание в голову, но остзеец уже растратил свой боезапас и, встав в полный рост, отбросил автоматическую винтовку и вытащил спаду.

— Mia nomo estas Huberto[18], — сказал террис, ищущий мести, на интерлингве, улыбаясь, как будто встреча на обрыве у моря была случайной, — Hubertus Cassador. Он прищурился, внимательно разглядывая Франца фон Касселя. — Ni havos duelon, ne timu — он сделал жест рукой — Mi donos alvi komencon. Lasu mian venĝon por batalantaj amiko jesti bela. Ĉuvi havas glavon?[19]

2. Бой над Фридрихсхалле

Лиловые птицы подсвечены отблеском красным

Такое привидится только в бессонном бреду

Когда расставания и ожиданья напрасны

Ты в них неповинен! Ты в них неповинен!

Там ждут…

Там ждут так давно эти аэродромные асы

При бомбардировке им пухом посадка дана

Они не взлетели, подсвечены отблеском красным.

Лиловые птицы. И мамина тень у окна…

Неизвестная русская поэтесса 20 в. Сборник «Поэтические сокровища древних поэтов Империи Сапиенс».

Сирены выли, а пневматические лифты, несли нас в ангар, где стояли боевые машины. Форма людей, решивших сегодня умереть, была разной. В лифте, залитым лиловым светом, куда попал я, больше всего было моих ребят из гвардейского эскорта герцога. Но рядом сидели и люди в форме космического десанта, и пограничного патруля, совсем зелёные, наверное, курсанты — недалеко было их училище. Их лица были бледны и растерянны. У кого-то из них юношеский румянец от волнения заливал всё лицо, у кого-то дрожали руки — то ли от нетерпения, то ли от страха. А может и от того и другого. Все, перед боем, уходят в небо по-разному. Напротив меня сидела девушка в форме канцелярии герцога. На форменной планке я прочёл имя — Elizabeth Souget. Мне показалось, что я где-то видел её раньше. Красивая. Синие-синие, почти васильковые глаза и золотая копна волос, стянутая на затылке в тугой узел. Шлем в руках. Зачем она с нами? Я кивнул ей.

— Капитан, — услышал я по коммуникатору, — я рада вас видеть…

Я даже улыбнулся. Наверное, в первый раз недели за две. Она меня рада видеть… Хоть кто-то рад видеть меня, человека, шесть дней подряд ведущего румяных мальчишек на верную смерть. Теперь вот и девушка… Броня на ней чистая, новенькая, понятия не имеет, что сейчас будет. Я кивнул ей ещё раз, прогоняя жалость. Она тоже ответила улыбкой, такой яркой, что на меня нахлынуло… Рядом со мной и напротив меня, заулыбались, хмурые прежде, лица людей, одевших на себя форму пилотов, возможно в первый раз. Отвечать ей словами не хотелось — я не знал, что сказать в такой безнадёжной ситуации. Дворец Фридрихсхалле штурмуют уже неделю. Нас всё меньше, и никто не верит в успех. Что сказать девочке — лейтенанту, уставшей от бомбёжек и постоянного страха?

Хорошо, что как раз тут лифт прибыл, двери разъехались, кресла выбросили нас, и мы побежали к «гепардам». По обычаю имперских пилотов, перед боевым вылетом полагалось написать что-то на стене. Гепарды, подсвечиваемые аварийным светом во мраке ангара, казались тоже лиловыми. Внутри машин — красная подсветка, которая потом станет зелёной, показывая готовность систем. Я черкнул пару строк на шершавой стене ангара — строки показались мне излишне мрачными. Ну и черт с ними. Я повернулся к своему Гепарду. Его активация была настроена на простой пароль.