Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - [79]

Если свободы воли не существует, то, значит, любое действие и поведение предопределены и идея виновности бессмысленна.

Научный детерминизм подвергается критике со стороны философов, которые верят, что лабораторные исследования (рассматривающие простейшие решения, такие как движение пальца) чрезмерно упрощены и что мы в самом деле проявляем свободу воли – или что-то похожее на неё, – когда принимаем сложные решения (например, стоит ли связывать себя узами брака). К тому же существует несколько очень абстрактных теорий, которые подтверждают наличие свободной воли с помощью переноса идей из квантовой физики в нейробиологию. Возможно, на субатомном уровне наш мозг функционирует не детерминированно. Квантовый мир очень гибок и полон вероятностей. Заданные условия, или предпосылки, очень расплывчаты и могут привести ко множеству альтернативных решений.

Даже если мы не согласны с научным детерминизмом, мы всё равно не так свободны, как нам хотелось бы. Мы не выбираем свои ДНК и то, какие связи выстраивает наш мозг. Не выбираем уровень нейромедиаторов, гормонов, наши семьи и пережитый в раннем детстве опыт. Учитывая все эти факторы, можно сказать, что человеческое существо формируется на основе множества факторов и никто не «выбирает» быть педофилом.

Я не пытаюсь оправдать педофилию. Сексуальное насилие разрушает жизни, а чрезвычайно травматичное сексуальное насилие порой доводит и до суицида. Это чудовищное преступление. Однако, будучи психотерапевтом, вы не можете отказываться от пациентов просто потому, что они вам отвратительны. Тут нужно искать сострадание. Свое я почерпнул в спорных моментах морали – в белых пятнах, наполняющих наше понимание свободной воли.

Я считал маловероятным, что Гордон совершит насилие. Однако моё мнение строилось на том, что рассказывал он сам, как рассказывал и как выглядел во время беседы. Самое главное, что в окружении Гордона не было детей и он перестал приезжать к сёстрам. У него едва ли была возможность совершить насилие. Однако частота, с которой он мастурбировал, казалась невероятной для человека, настолько сильно погружённого в депрессию. Мрачное настроение обычно снижает желание, но всегда возможны исключения.

Однажды, прямо посередине сеанса, Гордон вдруг выпалил:

– Простите. Я должен вам кое-что рассказать…

– Слушаю вас.

Он провёл пальцем по воротничку рубашки, оттягивая его.

– Я говорил, что у меня нет друзей. Но это не совсем так. Время от времени я вижусь с одной супружеской парой, они живут неподалёку. Барри и Джейн.

– Продолжайте.

Царившее вокруг напряжение не рассеялось. Сыпь на шее Гордона поднялась выше и теперь задевала его подбородок.

– И такое дело… – Он хлопнул по коленям ладонями. – В общем, у них есть дочь.

– Сколько ей лет?

– Шесть.

Поэтому он и пришёл ко мне? Чтобы надругаться над ребёнком и переложить часть вины на меня? Он ведь мне чётко сказал, что боится не совладать с собой, а я ничего не предпринял.

Гордон понял, о чём я думаю.

– Я не… Я не собираюсь делать признания.

– Ясно.

– Её зовут Молли.

– И…

Вся его разговорчивость вдруг улетучилась и лицо стало отрешённым.

– Гордон, вы что-то говорили?

Я побуждал его к ответу, но он не реагировал, а когда наконец вернулся к действительности, то посмотрел мне в глаза, и в них помимо прочего читалась просьба, мольба: он хотел избавиться от всех своих мук. Боль Гордона была безграничной, ярко выраженной и подогреваемой глубоким отчаянием. Я не умею читать чужие мысли и всегда предостерегаю от излишних домыслов, которые можно построить, опираясь на внешний вид человека, но мне было очевидно, что Гордон влюблён – как Тристан, Ромео или Вертер, – безумно и трагично влюблён. Я видел перед собой человеческое существо, бившееся между двух огней и пытающееся сладить с внутренним противоречием своей натуры, которая вдруг проявилась во всю мощь. Гордон завис где-то между небом и землёй, разрываемый душой и бессознательным.

Мало-помалу он начал раскрываться, прерывая свой рассказ длинными и мрачными паузами.

Он познакомился с Барри в местном пабе. В то время Барри был безработным, и Гордон рассказал ему о том, как и какие социальные льготы лучше всего оформить в его случае. Слово за слово, и Гордона пригласили на ужин, где он и познакомился с Джейн и Молли (ей тогда было пять лет). Молли тут же овладела всеми его мыслями. Когда он рассказывал о ней, мне вспомнилась повесть Томаса Манна «Смерть в Венеции», в которой описывается безответная любовь пожилого писателя к красивому мальчику. Писатель часами наблюдает за мальчиком, и его томление выражено в поэтическом настрое платонического мистицизма: мальчик есть совершенство, мальчик есть истина.

Молли была для Гордона платоническим идеалом. Но что он собирался делать с этим идеалом?

Когда я задал ему этот вопрос напрямую, он отвернулся. Потому что, как бы он ни пытался оправдать свои чувства и облагородить своё желание, в конце концов, он хотел заняться с Молли сексом, а ей было всего шесть лет.

– Я понимаю, что это безнадёжно, – сказал он. – Знаю, что такому никогда не бывать.

Гордон общался с Барри и его семьёй уже примерно год. Как-то летом он ходил с ними на пикник. Он любовался, как солнечный свет играет на длинных золотистых локонах Молли, и думал о том, как долго сможет прожить в мире, где любовь для него под запретом; в мире, где вырвавшаяся на свободу любовь непременно ранит или даже уничтожит объект его любви.