Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - [78]

– Почему вы считаете это проблемой?

Гордон посмотрел в окно. Всё стекло было заляпано голубиным пометом.

– Потому что чувствую себя самозванцем, мошенником, а когда приходится общаться с людьми, пусть и поверхностно, то они начинают задавать вопросы. Где ты живёшь? С кем живёшь? Чем занимаешься по выходным? И мне от таких вопросов не по себе. Большинство мужчин моего возраста женаты, и то, что я до сих пор холост, тут же вызывает волну интереса. Люди начинают расспрашивать, почему я не женат. Но, думаю, такое поведение вполне естественно.

– У вас есть друзья?

Гордон неловко поёжился.

– Знаете, очень сложно, ну, когда… – Он отвернулся от окна и посмотрел мне в глаза. – Дружба ведь подразумевает открытость, честность. А как я могу быть открыт и честен? – Его взгляд скользнул прочь, и сыпь на шее запылала.

– Гордон?

Когда он снова заговорил, в его монотонной речи заиграли эмоции:

– Я хочу спокойно ходить в столовую на работе и не бояться, что со мной кто-то завяжет разговор. Хочу чаще видеться с сёстрами. Хочу с радостью проводить время в кругу их семей и не бояться играть с их детьми. Хочу… – Он замолчал, впился ногтями правой руки в левую руку и добавил: – Может, я слишком уж многого хочу.

Я так не думал.

Эмпатия – это способность представить, каково оказаться на месте другого человека, и она является одной из важнейших человеческих черт. Почти всё, что мы делаем, так или иначе связано с представлением о том, что думают и чувствуют другие люди. Мы развиваем способность отделять чужие субъективные состояния от собственных в возрасте четырёх лет. Психологи называют такое явление пониманием чужого сознания. Слушая Гордона, я остро чувствовал его боль, его одиночество, горе, вину, истязания и страх. Его ненависть к себе была подобна губительному яду, разъедавшему его сущность. Он никогда не знал сексуального удовлетворения. Его никогда не целовали, никогда не ласкали. И он никогда не знал истинной близости. Мне было его жаль.

Я повидал много людей, подвергшихся в детстве сексуальному насилию, и знаю, насколько разрушительным может быть такой опыт. Мне приходилось наблюдать за тем, как они рыдают об утерянной невинности и как их внутренний ребёнок до сих пор дрожит в темноте, прислушиваясь к приближающимся шагам и ожидая дверного скрипа в своей спальне.

Так как же я мог жалеть Гордона?

Когда-то ко мне на терапию ходил хирург, страдавший от депрессии. Однажды он пришёл совершенно разбитым и подавленным. Он плакал и едва мог говорить. Он чувствовал себя будто в тумане. «У меня сплошная каша в голове, – бормотал он. – Да и сам я весь как размазня». Вдруг у него зазвонил телефон. «Прошу прощения, я должен ответить». Хирург слушал, что ему говорят на том конце, и выражение его лица становилось всё более суровым. Он встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Было совершенно ясно, что его коллеги в ходе операции столкнулись с какой-то сложной проблемой. За несколько секунд мой пациент превратился в спокойного и рассудительного человека с недюжинным даром убеждения. Он выпрямился во весь рост, и казалось, будто даже пиджак стал ему мал – так он вдруг вырос. Твёрдым, уверенным голосом он обсуждал разные возможные варианты, а потом спонтанно выдвинул ряд предположений. Речь его стала точной, профессиональной. После долгой паузы он проговорил: «Всё в порядке? Хорошо». Затем выключил телефон и снова опустился в кресло. Мышцы на его лице расслабились, острые черты растаяли, словно воск. «Я просто размазня», – пробормотал он. Его голос надломился, и по лицу снова потекли слёзы.

Быть мастером своего дела – значит, в какой-то мере иметь две личности. Ты не только живой человек, но ещё и профессионал, отвечающий за то, чтобы работа была исполнена надлежащим образом. Я смотрел на Гордона не как человек со своими переживаниями и мнениями, а как психотерапевт; а психотерапевты, чтобы выполнить свою работу, должны воздерживаться от личных суждений.

Был ли Гордон скверным человеком?

Виновность человека напрямую связана с такими понятиями, как свобода воли и осознанный выбор. Человек заслуживает порицания, когда он сознательно выбирает неправомерное действие. Если же человек, чьё поведение всегда было безупречным, вдруг получает травму мозга и начинает растлевать детей, мы осуждаем его уже не так яро, как того, кто имел к педофилии изначальную склонность и пошёл у неё на поводу. Мы объясняем его поведение повреждённым мозгом и скорее склонны считать, что не он плохой человек, а что ему просто не повезло. Но на самом деле может оказаться так, что педофилы с изначальной предрасположенностью к аморальным поступкам находятся в той же самой ситуации: им просто не повезло. Может даже оказаться так, что вообще-то ни у кого из нас нет свободного выбора, как поступать в той или иной ситуации. А если так, то как тогда можно судить о виновности? Как тогда хоть кого-то можно назвать скверным человеком?

Французский математик Пьер-Симон Лаплас, живший в конце XVIII и начале XIX веков, первым описал основные принципы научного детерминизма – механической обусловленности причинно-следственной связи, которая предполагает, что всякое решение складывается из определённых предпосылок. Научный детерминизм напрочь отвергает идею свободной воли. Мозг формирует сознание, и каждое состояние мозга обусловлено его предшествующим состоянием. Хоть мы и полагаем, что делаем какой-то выбор, на самом деле выбор уже сделан заранее и неизбежен. Мы свободны принимать лишь те решения, которые в итоге и принимаем. Лабораторные исследования показывают, что активность мозга, связанная с выполнением действий, начинается приблизительно за половину секунды до того, как подопытные принимают решение совершить эти действия. То есть ваш мозг решает, встать вам или сесть, ещё до того, как вы приняли решение.