Неизданные архивы статского советника - [40]

И вроде бы все понятно, она не придерживается общепринятых правил, так что можно вести себя смелее. Но смущается порывов, вон вчера только мешок на голову не надела. В то же время они уже целовались, вряд ли это ее отпугнет. Коснулся губ осторожно, чтобы не спугнуть. Все же в беде люди ведут себя иначе.

Но она вновь проделала этот трюк с волосами и сразу вспомнилось все, что было пару дней назад, самоконтроль оказался необратимо утрачен.

— Безумство моё… — прошептал он, отрываясь от губ и скользя по шее.

Все же пришлось приподнять ее над креслом и унести из комнаты.

Женщин в эту квартиру Тюхтяев еще не приводил, так что раньше не рассматривал перспективы кровати, а оказалось, что она довольно узковата.

— Как-то это все неожиданно. — он торопливо сорвал мундир. — Я немного иначе планировал…

Честно говоря, планировал он мало что, просто был уверен, что если и заполучит ее, то все произойдет само собой, повинуясь его ожиданиям. Но жизнь внесла очень интересные коррективы.

Она клубком свернулась на кровати, и появилась возможность сделать все, о чем сегодня ночью видел томительные сны. В конце концов, даже если эта встреча — утешительный приз перед отказом, то кто запретит получить от нее все?

Еще летом эти пальцы сводили его с ума. Длинные, тонкие, пусть и не идеально гладкие, но так даже лучше. Освободив их от кружевных перчаток, провел по губам каждым, запоминая вкус и форму. Она продолжала смотреть с тем же бесстыдно-испытующим взглядом, в котором порой мелькала искринка веселья, но чаще что-то совсем другое, темное, как расширившиеся зрачки. Грудь вздымается над корсетом, это даже одеждой не скрыть.

Следующей точкой в плане были треклятые ботиночки. Одна нога как раз находится повыше. Можно чуть отодвинуть ткань юбок и по одной расстегнуть это бусинки вдоль щиколотки. Стянуть кожаную преграду и увидеть, как напряглись под чулками пальцы ног, тоже удлиненные под стать тем, что на руках. Так, успокаиваемся, ведь мы же целый статский советник, взрослый мужчина, а не юнец семнадцатилетний, продолжаем.

Застежка жакета сдалась без боя, и сукно летит вслед за сюртуком. Вместо жеманного смущения она обнимает его шею и проводит горячими губами по всей ее длине. Это же невозможно выдерживать!

Он рывком поднимает ее, ставит на пол, стягивая юбки. Раньше хотелось забраться в них, но сегодня он с нетерпением подростка высвобождал ее тело из плена тканей. Вот она осталась в чулочках, корсете и рубашке, открывающей взору кружевное нечто, едва прикрывающее ягодицы. Какие там штанишки до колена, которые он рассмотрел на Большой Морской! Это же хуже, чем если бы вышла голой. Уже теряя самообладание, он все же попытался так же плавно, как и все остальное, расстегнуть корсет, но расхваленная вчерашним продавцом новомодная застежка намертво сцепила пластинки китового уса. Вот лучше бы его порвал в подвале. Он поднял глаза на нее и тут тишина рассыпалась радостным смехом, а это чудо в чулочках чуть надавив ему на плечи усадило на кровать, село верхом на его колени и приступило к тому же. Не очень умело расстегнула жилет, еще менее аккуратно развязала галстук. Видимо в мужской одежде не разбирается, и это прекрасно. Пока умилялся ее неопытности, добралась до сорочки, стянула ее, пальчиками скользнула по груди.

— Ангел мой. — она так близко, такая тонкая, хрупкая. Обнял, ощущая биение ее сердца, боясь раздавить ненароком. А она нежно улыбнулась и вновь прикусила его ухо.

Дальше все происходило само собой. Не как в его фантазиях, проще и естественнее. Он не запомнил, как утратил остатки собственной одежды, но момент, когда ее зрачки расширились в момент единения тел, словно остановил время. И все события после слились в водоворот рук, ног, пальцев, губ. А поверх всего — эти сияющие восторгом глаза, понимающие и принимающие его целиком и полностью.

Ее тело оказалось идеальным, податливым на любые его желания, дарящим казавшиеся невозможными ощущения, восторг и безмятежность одновременно. И приносящим удивительно светлые сны, словно удерживая их паутинкой своих волос.

* * *

Легкое прикосновение прохладных пальцев к его обнаженному плечу заставило вздрогнуть. Он же со времени ранения так не спал. Открыл глаза и увидел ее — собравшуюся, одетую и слегка причесанную, с невозмутимым, чуть печальным лицом.

— Мне пора. — тихо сказала она.

Значит, не сон. Это все было наяву, так почему же она такая грустная? Все плохо? Он оскорбил ее?

Он машинально оделся, перебирая все события дня, пытаясь отыскать ошибку, но вместо ошибок находил только возбуждающие воспоминания. Неловко признаваться, какую реакцию они вызывают в организме. Но можно сосредоточиться, вызвать извозчика, помочь ей присесть и тягостно молчать всю дорогу, сожалея о том, что все испортил. Непонятно чем, но она же так радовалась весь день, а сейчас даже глаз не поднимает.

Вот лошадь поравнялась с каменными трилистниками. Он обходит экипаж, помогает ей спуститься. Каждый шаг — словно свинцовые вериги тащит вслед. Холодная ладонь в черном кружеве безвольно лежит в его руке, Шесть шагов до крыльца, тяжелая дверь. Она замирает на пороге и издает странный звук, значение которого он точно перепутал. «Да».