Неизданные архивы статского советника - [37]

— Ксения Александровна! Я осмелился просить Вас… — что там было-то дальше? На колено, вроде бы вставал. — оказать честь стать моей супругой.

И подал кольцо, которое еще в Москве справил, в тот самый день, когда с Татищевым поговорил. Ксения с утратившими зелень из-за расширенных зрачков глазами так и оцепенела стоя посреди салона. Потом рукой нащупала кресло и рухнула в него.

Графиня машинально крутила кольцо в тонких пальцах, словно не замечая этого, и задумчиво разглядывала жениха. Чем дольше это тянулось, тем понятнее становилось, что ищет вежливую форму отказа.

— Вы действительно хотите стать моим мужем? — он сам с таким лицом допросы проводит.

— Да. — что ж, душой не покривил.

— По собственной воле? — что же с ним настолько не так, что она подозревает кого-то в способности манипулировать им? Тем более в таком вопросе.

— Естественно. — он перестал волноваться и слегка расслабился. Она на самом деле удивлена. Знала бы ты, девочка, как я удивляюсь.

— И Вы отдаете себе отчет в том, что из меня не получится тихая уютная женушка для салонных вечеринок? — интересная постановка вопроса. Согласишься — и будет чудить всю жизнь, откажешься — и точно не выгорит.

— Ксения Александровна, я уже так подробно с Вами познакомился, что подобной иллюзией не страдаю. — грех не улыбнуться, вспомнив ее неуклюжие попытки рукоделия и светских игр.

— Если Вы считаете себя обязанным из-за вчерашнего, — голосок чуть срывается, глаза не отрываются от подола, а руки нервно перебирают завитки на кольце. — то не стоит.

Застеснялась порыва и хочет забыть обо всем? Тогда как-то глупо получается.

— Ксения Александровна, я с трепетом отношусь к женской чести, но если бы обращал внимание на такие условности, то сделал бы предложение еще в мае, когда Вы изволили оказаться со мной ночью в спальне. — Вы, мадам, шутите, так и я смогу.

— Тогда зачем Вам этот брак? — смотрит как на говорящую собаку или зеленое солнце, с недоверчивым удивлением.

Он пожал плечами и улыбнулся. Да если бы самому знать…

— Хорошо. — она пришла к какому-то своему решению. — Я должна подумать и дам ответ… на днях.

Михаил Борисович выдохнул, и на всякий случай засобирался.

— Так я могу надеяться…?

— Само собой. — и абсолютно погруженный в себя взгляд. В его молодости это и было согласием. Но Ксения говорит именно то, что буквально имеет в виду, так что предстоят ей непростые переживания.

26 сентября 1895 года. Санкт-Петербург

Дома господин Тюхтяев выпил бутылку вина за ужином и отключился. Проснувшись с трудом мог поверить, что вчерашний день вообще случился. Да и позавчерашний тоже. Обходился же раньше без отпусков — и мысли глупые в голову не приходили. Теперь вот ходи и думай, что она там нарешает. Может и не стоило все это начинать? Девчонка же еще, куда ему такую? Деньги, опять же… Скользкий момент, конечно. Господин Тюхтяев не был обременен долгами, получал неплохое жалование, но явно отставал от ее расточительности. Но она сама постоянно стремится преумножать капитал, так что вряд ли станет транжирой. И ни разу не оценивала людей по богатству, по-видимому, даже не ориентируясь в банковских характеристиках своих знакомых. Это совершенно непонятно, но факт: спроси ее о доходах горняков, которые практически поселились здесь летом — и она лишь недоуменно похлопает ресницами.

Вскоре посыльный прислал подтверждение заказа из кондитерской — значит, конфеты ей уже доставили. Можно, конечно и подождать, но его адреса она не знает, так что лучше узнать об отказе побыстрее.

Прогуляться решил пешком — и не важно, что эта прогулка почти на час, а погода так себе. Заодно разомнется, вот и знакомых встретить можно. Но как ни тяни, а к одиннадцати перед носками туфель обозначилось знакомое крыльцо.

На этот раз в мундире пришел. Строгий. Уже прокрутил пару раз в голове достойную реакцию на деликатный отказ — все же Ксения Александровна — дама добросердечная, унижать вряд ли захочет.

Церемонно передал карточку лакею. Тот с недоумением покосился — все же в своем доме Ксения Александровна придерживалась более простых правил, чем графиня Ольга — но послушно отнес наверх. Вскоре выплыла хозяйка в строгой белой кружевной блузе и темно-красной юбке. Зеленый наряд после подвала, небось, пришлось выбрасывать. Мало того, что его изваляли на полу, так он сам помнит, как порвал юбку, пряча ее от выстрелов.

Смотрит на него с подозрением. Неужели всю ночь сплетни собирала и теперь проверяешь, что правда, а что вымысел? Тюхтяев любил узнавать о себе что-то новое, а мужской коллектив куда продуктивнее в этом деле, нежели дамский кружок. Ну так про пыточный подвал под доходным домом это был явный перебор, а насчет измора первой жены — пришлось лично рукава засучить и объяснить все нюансы.

— Михаил Борисович, я нахожу несправедливым то, что так мало знаю о Вас, в то время, как Вам ведомы даже цвета простыней в моем доме. — и смотрит испытующе.

Неужели граф обошел что-то молчанием?

Им подали чай с пирожками, причем начинка в них оказалась самая разнообразная, и Ксения развлекалась угадыванием, как они с Настенькой в детстве. Невозможно понять, таится ли в этой соблазнительной девушке ребенок или ведьма.