Неизданные архивы статского советника - [2]

«Радость моя», «Твой самый счастливый мужъ», «Любимая». Вряд ли притворялся.

Трудно описать характер человека по такому набору вещей, но образ нищей провинциалки, попавшей в респектабельный дом и обезумевшей от восторга может получиться почти гладким. Тогда кто писал эти взвешенные письма?

А вот и другая комната. Едва ли не просторнее первой и это первый намек на презрение к новоявленной Татищевой. Платьев побольше, полки заставлены книгами, причем половина едва прошла цензуру, а вот эти четыре точно запрещены. Значит, склонна к революционным идеям. Интересный выбор кандидатуры для компаньонки. Ольга Александровна в своем репертуаре.

В секретере пусто, но на бумагах остался маслянистый след. После небольшого исследования волосы на голове статского советника немного приподнялись и с тщанием ищейки он обыскал всю эту комнатку. В немудреном тайничке с края матраса нашелся дневник, где компаньонка жаловалась на судьбу, переживала о судьбе тайного движения, восхищалась своими соратниками, страдала от необходимости общаться с госпожой Татищевой, у которой, к удивлению Тюхтяева, обнаружились зачатки здравого смысла. Графиня изощренно костерила революционеров всех мастей (цитаты прилагались), рекомендовала всем реформаторам вдумчивый труд на лесозаготовках бескрайней Сибири, всецело поддерживала «жесткую вертикаль власти». Тюхтяев оглянулся на соседнюю, практически выхолощенную комнатку: три книжки и сформированный взгляд на государственное устройство. Несколько немудреных открыток и удивительное остроумие.

* * *

Следующей точкой после осмотра усадьбы оказалась Гороховая, 2. В отчетах о происшествиях за три последних недели обнаружилось много разного, из которого особого внимания заслуживали несколько неопознанных женских трупов да странный взрыв в здании старого бакалейного склада на Лиговке.

Взрыв неприятным образом связывал госпожу Чернышову, юную графиню, Николая Владимировича и долгое муторное расследование. Тюхтяев осмотрел место взрыва и обнаруженные улики. Три мужских трупа, один из которых удалось опознать, а два так и оставались пока невостребованными. Студент Алексей Михайлович Пастухов практически подобрался к грани отчисления за активную поддержку идей народовольцев, чтение и распространение запрещенной литературы. Чуть-чуть руководство не успело, а теперь вот оправдывается в разных ведомствах. Искалеченное тело сорокалетнего мужчины Тюхтяев опознал сам — господина Никифорова его служба изучила вдоль и поперек еще до ссылки, вот и свезло вновь повстречаться. Третий участник тайной посиделки так и не раскрыл своих секретов. Помимо прочего обнаружилась женская нога, оторванная ниже колена, фрагмент черепа с прядями длинных черных волос, пусть и малость обгоревших, несколько костей, да гагатовые траурные бусы.

По всему выходило, что женщиной, погибшей при взрыве, могла быть или графиня, или ее компаньонка. Ну или обе. А жаль, госпожа Татищева уже стала вызывать любопытство. Но траурные бусы однозначно указывали на ее присутствие. Он взвесил их на ладони. Сколько ей? Едва до двадцати трех лет дожила.

Патологоанатом, правда, утверждал, что ростом бывшая владелица ноги едва превышает два аршина, а покойная графиня почти вровень с мужем стояла. Сам же Петенька на пару пальцев повыше самого Тюхтяева. Остается череп и совершенно бесхозные кости.

Предположим, только на минутку предположим, что графиня оказалась в трудной ситуации и смогла сбежать. Оглушенная взрывом, раненная, по всей вероятности, в порванной одежде — она бы бросалась в глаза. Взрыв раздался около пяти пополудни, в любом случае попалась бы на глаза прохожим. А раз нет очевидцев, то попалась кому-то в руки. Или Обводный канал осмотреть. Там как раз кого-то нашли.

Обход мертвецких Тюхтяеву и раньше не доставлял удовольствия, а сейчас приходилось искать молодую совсем женщину, да еще так глупо сгинувшую. Первые два трупа были подобраны возле кабаков и их внешность соответствовала тому нечестивому занятию, которому они предавались не первый уже год. Еще одна — изрядно беременная блондиночка лет семнадцати, эта утопилась в полынье. И вот эта, шатенка, худая до невозможности, с размозженным лицом. Рост подходит, возраст определить не очень просто. Обнаженное посиневшее тело длинные руки, ноги, разбитый колесом живот — попала под экипаж.

Печально, но тут без графа не обойтись.

В доме на Моховой его встретил Николай Владимирович, взирающий на лист бумаги, словно на гада ползучего.

— Николай Владимирович, — осторожно начал статский советник. — Есть один неопознанный труп…

— Да что труп, у меня тут опознанное письмо есть! — огрызнулся приятель.

«Дорогой Николай Владиміровичъ!

Спѣшу сообщить, что послѣ трагическаго событія, произошедшаго съ госпожой Чернышевой, я пережила тяжелѣйшее потрясеніе и незамедлительно отправляюсь въ паломничество по монастырямъ. Черезчуръ легко намъ даются блага и пришло время просить милости Господней. Многіе повѣрятъ, что мы съ Натальей Осиповной отправились вмѣстѣ, такъ что искать не будутъ, да и подозрѣнія всякіе съ Вашей семьей не свяжутъ.

Всегда Ваша, Ксенія..»