Неизбежный финал - [155]

— Видишь, в нашей профессии не вредно иногда и отдохнуть! — улыбается Визиру. — Можно и пошутить.

Я начинаю неторопливо рассказывать, к каким мыслям пришел, пока анализировал дело «одинокого летчика». С первой же минуты я замечаю, что он слушает меня внимательно, точь-в-точь как профессор, экзаменующий студента. Когда я наконец заканчиваю, Визиру, к моему крайнему огорчению, сухо бросает: «Интересно», — и все. После короткой паузы он спрашивает:

— А ты знаешь, как выглядит этот ресторан «Дунайские волны»? Он большой? Много там посетителей? Сколько там официантов?

— Вообще-то Н. небольшой городок. Ресторан с претензиями, но необоснованными. Три или четыре официанта. Полный сбор там бывает только в те дни, когда летчики, в основном молодежь, выезжают поразвлечься. Там и потанцевать можно. А ты почему спрашиваешь?

— Хочу у тебя попросить помощника. Ты сам должен остаться здесь, без тебя мы не обойдемся. У тебя есть сообразительный парень, которого можно было бы послать в Н.?

— У меня все сообразительные.

— Мы дадим ему задание выяснить все обстоятельства, связанные с телефоном в ресторане «Дунайские волны». Может быть, удастся узнать приметы того, кто разговаривал с Роксаной.

— Да, конечно. Я уверен, что официанты должны были запомнить приметы.

— В конце концов, не так уж часто клиента вызывают к ресторанному телефону.

— Нет, в «Дунайских волнах» как раз часто. Там ведь бывают летчики. Их-то обычно и вызывают из части.

— Ну, как бы там ни было, дело должно проясниться.

— Думаешь?

— Уверен.

Я настроен более скептически, тем не менее тут же звоню в часть. Майор Лучиан Визиру на ночь в гостиницу ехать не собирается. Меня он, впрочем, предупреждает, что будет отсутствовать. Куда он собрался, майор не говорит, а я ничем не выдаю своего любопытства.

Встречаемся мы на следующий день в здании инспекции, в выделенном для нашей группы помещении. У Визиру вытянувшееся, усталое лицо невыспавшегося человека. Выглядит он неважно. Я уверен, что он провел ночь в своей компании, даже, возможно, довольно весело, а может быть — кто знает? — он провел ночь не с друзьями, а с женщиной. Эти предположения меня огорчили, потому что я уже успел составить о нем собственное мнение, и неплохое.

Он пожимает мне руку и спрашивает:

— Ты получил ответ из части?

Я вытаскиваю из папки с надписью: «К докладу» записку, написанную мною накануне ночью, и протягиваю ему:

— Ты разберешь мой почерк?

— Почему бы нет? Написано вполне разборчиво.

Он берет мою писанину, углубляется в чтение, а я обвожу глазами наш кабинет. На письменном столе Визиру лежит пухлая папка с надписью от руки: «Дело «одинокого летчика». «Ого, — думаю я, сдерживая удивленный возглас. — Откуда же оно взялось? Кто его собрал?»

— Все в порядке, — объявляет Визиру, довольный прочитанным, и не находит ничего лучшего, как положить мою записку на свою пухлую папку, прикрыв название, которому мог бы позавидовать не один автор шпионских романов. — А теперь, товарищ майор, у меня к вам просьба, — обращается он ко мне официальным тоном. — И я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я пригласил к нам на повторную беседу Матея Диникэ. Я бы хотел, чтобы в течение нашей беседы вы нас не прерывали и в этой беседе не участвовали.

«Ага, — думаю я, — теперь он стал обращаться ко мне на «вы», за ночь решил перейти на официальный тон, браво!»

— И что же, я должен сидеть и, как дурак, таращить на вас глаза? — обиженно спрашиваю я.

— Я потом объясню, для чего это.

— Могу и вообще выйти…

Лучиан Визиру не дает мне продемонстрировать до конца возмущение человека, уязвленного в своем самолюбии.

— Атанасиу, это не тот случай, чтобы ты обижался. Если не ошибаюсь, за результат нашего следствия отвечаю в основном я, а потому… прошу тебя слушать молча и делать заметки.

— Какие заметки?

— Какие твоей душе угодно!

Я проглатываю и это: нужно помнить, что при всех обстоятельствах я должен сохранять хладнокровие и самообладание. Я спокойно усаживаюсь за стол, ожидая прихода Матея Диникэ, и пока перелистываю материалы из своей папки «К докладу». К счастью, ожидание не затягивается. Когда в наш кабинет входит брат Роксаны Владу, майор Лучиан Визиру поднимается ему навстречу и дружеским жестом протягивает руку.

— Извините нас, товарищ Диникэ, что мы вас опять побеспокоили, да еще в такие тяжелые для вас дни… Садитесь, пожалуйста… Жизнь обрушила на вас тяжелое испытание.

От усталости и бессонницы темные круги под глазами Диникэ увеличились. Как и вчера, он одет в темный элегантный костюм, цвет которого еще больше подчеркивает его бледность.

— Я стараюсь держаться… Надо выдержать.

— От всего сердца желаю вам справиться со своим горем, — сочувственно говорит Визиру.

Я наблюдаю эту сцену с напускным равнодушием, а пальцы мои нервно теребят авторучку.

— Благодарю вас, — тихо говорит Диникэ. — Не знаю, смогу ли я жить после всего этого.

— Мы с майором Атанасиу от имени учреждения, которое представляем, выражаем вам благодарность за те сведения, которые вы нам предоставили устно и письменно.

Это вступление моего «начальника» меня удивляет. «Ты смотри-ка, вещает, как радио, и от моего имени, да что там от моего — от имени управления, даже не посоветовавшись, даже не предупредив меня». Но свое раздражение я стараюсь не показывать.