Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове - [53]

— Могу позвать.

— Нет, нет, не надо! Без кровопийц! Евнух побледнел и еще больше согнулся.

— Да выпрямись! Надо немедленно собрать сюда всех писарей столицы!

— Кого? — не понял евнух.

— Писарей! Пусть являются со своими тростниковыми перьями и чернильницами, а пергамент отыщется в канцелярии, отведи им самую большую залу во дворце, всю ночь работать будут. А где шахский писарь?

— Он ждет ваших указаний!

— Зови!

С какого фирмана начать? О стольких фирманах ночью думалось, а тут улетучились вдруг.

— Мюбарек, а где мои советники? Ах да, ты говорил мне!

Неужто советоваться с ними? И Юсиф вспомнил нескончаемые беседы, которые они вели в дружеском кругу. Накануне того дня, который стал поворотным в его судьбе, сразу после ухода конюха — срочный заказ! — к нему пришли друзья, «пять богатырей», как их прозвали мастеровые, и они провели полдня за долгой беседой. Неужели это было всего два-три дня назад? Рамазан учился с ним в медресе, образован, начитан, а всего лишь помощник моллы в шахской мечети: выбить ковры, подмести двор, следить, чтоб не стащили чусты прихожан во время молитвы. «Эх, если бы я был главным моллой!» — размечтался Рамазан, но его слушать не стали: чего зря языком трепать? Курбан-бек — а Фатали видит Хасай-бека Уцмиева! — никакой он не бек, отличился в битве с султанскими янычарами, еще при отце Шах-Аббаса, — подсказал тысячнику, как ударить янычаров с флангов, и осмелился высмеять приказ военачальника об оставлении Тавриза: мол, лучше отступить, чем дать бой… Спасло от казни заступничество тысячника, который пользовался у шаха особым расположением, а теперь служит у какого-то испанского купца. «Пойду-ка выпущу псов, — сказал он в ту памятную ночь, — чтоб воры не забрались. Вчера всю ночь на звезды лаяли. По их лаю определяю: на воров или на звезды». Часто рассказывал о тупости военачальников: только одна похвальба о былом величии! А чуть что: или отступить вглубь, заманить, а там аллах поможет, или — победа людскими трупами. «Эх, если бы я был военачальником… — размечтался. — И с чего это псы мои на звезды лаяли?!»

Мирза Джалил, почти Молла Насреддин!.. умнейший среди пятерки друзей, тоже с ним в Гяндже в одном медресе учились, и в ту ночь, когда Юсиф бежал, за ним, оказывается, Мирза Джалил гнался, а Юсиф решил, что погоня. Обыкновенный писарь у какого-то невежды хана! «Тебе бы, — часто говорил ему Юсиф, — главным советником, везиром у шаха быть!» А Мирза Джалил рукой машет, мол, что за глупые мечты?

И Заки: дай пересчитать звезды на небе — сосчитает, если ясная звездная ночь.

— Мюбарек, ты можешь одолжить мне один туман? Мюбарек, привычный к неожиданностям шаха, не удивился:

— Казна в твоей власти, шах!

— Я спрашиваю тебя об одном тумане!

— Да, да, конечно, вот он, туман!

— Верни этот туман конюху Вельвели-хана, а я потом тебе верну, заказ его не выполнил, — и показывает на корону: мол, причину сам знаешь.

Вот они — те, кто привел его во дворец по велению звезд.

— Везир, хотел бы услышать о ваших заслугах перед престолом и народом!

— Преданность ничтожного раба высокому престолу ни для кого не составляет тайны, а также общее благоденствие и все короны мира, а также престолы, христиане, иудеи…

— Пиши! Конфискуется наличное золото и камни везира, ибо добыты нечестным путем! Ах ты еще грозишь? — Тот забыл, что Юсиф — шах, а Юсиф уже привык, что все — его подданные. — Вызвать стражей! В тюрьму его! А теперь послушаем тебя, военачальник, поведай о своем полководческом искусстве! — Юсиф сам удивляется: как же быстро он научился так грозно разговаривать с людьми, вчера еще могущественными?

— Я заманивал противника в глубь страны, рушил мосты, сжигал дома, уничтожал посевы. Враг трепетал.

— И это ты называешь искусством?.. — и к писарю: — Шахский фирман о смещении. А, это ты, главный молла! Да, твои дела на виду у всех! Это ты возвел в сан святых шахскую династию, чтоб упрочить свой авторитет. Ты насильно хотел обратить в шиизм иноверцев и разжигал страсти, чтоб отвлечь от насущных бед. Эти погромы… Чего уставился на меня? Пиши! Пиши все, что я говорю! И за это, главный молла, я предаю тебя суду! Эй, стражники! А чем славен ты, казначей? А, вспомнил, это ты придумал не выдавать жалованья чиновникам? И молодец, что не выдавал дармоедам ни гроша! Что еще придумал? На какие нужды вы тратили казну?

— А шахские увеселения? А дары?

— Это тем, с которыми я встречался?

— Лучшие люди империи!

— Ну, ну, еще на что разбазаривали?

— А охоты? А пиры? А содержание шахского гарема? Мой шах, есть еще одна статья, секретная… — Все тотчас вышли. — У нас множество шахских глаз! — И стал перечислять такие страны, о которых, хоть и совершил почти кругосветное путешествие, Юсиф и не слыхал. — И ушей! Слышат, видят и нам докладывают: и у султана, и на северных землях, и в Крымском ханстве, и в ногайских владениях, и в астраханских.

— Чего умолк?

— Еще есть. Среди нашего народа. В каждом квартале, в каждом доме, в каждой семье!

— Дааа… — задумался шах. Казначея надо б уволить, но прежде пусть напишет, у кого какое состояние.

Вошли все.

— Вы не выслушали меня, мой шах!