Неистощимая - [186]

Да, а голый Ванечка наш с наслаждением выпустил дымок в синее небо, выбросил окурок из окна машины и закурил вторую сигарету. Он не спросил, что там происходит – впереди. Он уже знал.

– Эта шлюха-переводчица пусть, блин, щас дома тебя ждет, на хрен, – распорядился внутренний голос. – Вечером после всего нормально, блин, отдохнешь. А та шлюха пусть в офис едет, корреспондентов кормить, блин.

– Молчи, – совершенно спокойно ответил внутреннему голосу Голубович. И приказал обеим теткам: – Давайте, блин, валите обе в офис. И сидите там, блин, носа никуда не показывая.

– Разреши… То есть, позвольте, я с вами, Иван Сергеевич, – быстро произнесла Хелен.

– Стучать собирается, шлюха траханная, – подсказал внутренний голос.

– Что, думаешь, некому будет на меня, блин, стучать? – усмехнулся губернатор и вдруг обернулся на охранников, давно уже вылезших из своего джипа и теперь полукругом обступивших Голубовича и обеих дам. Они профессионально стояли спиною к разговаривающим, фиксируя взглядами десятки людей и машин, проходящих и проезжающих мимо, будучи готовыми в любой момент дать отпор новому нападению на охраняемое лицо. – Таких желающих, блин, и без тебя знаешь у меня сколько? Хоть жопой ешь.

– Я на тебя не стучу, – лицо Хелен тут почему-то задрожало, словно бы она собралась плакать. – Просто… боюсь за тебя… Просто хочу быть с тобой.

… Иван Сергеевич добродушно засмеялся на это явное вранье двойной, тройной, Бог знает еще какой сексотки, и, сидя у себя в кабинете, уже загримированный, напудренный, подмазанный, как всегда во время телевизионной съемки, и под глазами, и на скулах[251] и снабженный «петличкою»[252] засмеялся, значит, и сказал с доброю улыбкой:

– Я, главное, при съемках всегда боюсь, что лысина будет блестеть.

Порхнул по помещению ответный доброжелательный смешок.

– Не будет блестеть, – сухо сказала равнодушная гримерша, а тоненькая девчушка Вася, претендующая на эксклюзивное интервью, вдруг на мгновение возникла перед ним и быстро тихо проговорила: – Ничего не бойся. Все будет хорошо.

Тут у нашего Ваньки ноздри зашевелились. Совсем он, дорогие мои, вернулся в себя. Во всяком случае, так могло показаться.

… Когда кортеж Голубовича въехал на холм перед монастырем, все уже было кончено. То есть, мы хотим сказать, что подготовительная часть мероприятия была завершена. Погибших при взрыве складировали в сторонке в черных пластмассоваых мешках, тяжелых раненых вывезли, а нескольким десяткам легкораненым оказали первую помощь и посадили или положили на краю оврага – во благовременье им предстояло вменить ту или иную статью, что переходило уже в компетенцию следствия. Ну, понадобилось, конечно, несколько выстрелов из пушек БМД и несколько – только с одной стороны, на подходе к Узлу, то есть, к бывшему монастырю – автоматных очередей. Эта сторона по приказу охранялась особенно тщательно, хотя люди к Узлу вовсе не рвались, никто не обращал внимания на бывший монастырь. Безумные толпы оказались оттеснены далеко-далеко от Узла, так что солдаты первого Контрольного пункта откозыряли кортежу Голубовича километра уже за четыре от места событий.

Несколько офицеров, в том числе Овсянников, подошли к окошку губернаторской машины, потому что Голубович сидел еще, покуривая очередную сигарету и не собирался бросать ее лишь наполовину выкуренной, – офицеры подошли и откозыряли.

Выслушав доклады о полной готовности, Голубович спросил:

– Все, блин, информированы, что руководство операцией переходит, на хрен, ко мне лично? Все, блин, знают?

– Так точно, – прозвучало. – Так точно… Так точно… Так точно…

– Вопросы, блин?

– Разрешите, товарищ губернатор? – сунулся вперед молодой полковник из приезжих.

– Господин губернатор, на хрен, – буркнул внутренний голос, делая акцент на слове «господин». – Нашел, блин, товарища себе…

– Господин губернатор, блин! Господин! Понял? – пролаял Голубович из окна машины.

У полковника чуть поднялась верхняя губа, словно бы он собрался сейчас харкнуть Голубовичу в рожу.

– Так точно, господин губернатор… Вопрос – разрешите вскрыть Узел специального назначения? Ни из Питера, ни из Москвы нет указаний, говорят: решайте сами на месте. Начальник УФСБ запрашивал по своим каналам, и тоже указаний нет, – полковник оглянулся на Овсянникова, словно ища поддержки.

– Так точно, Иван Сергеевич, – подтвердил Овсянников, тем самым, назвав губернатора по имени-отчеству, показывая остальным, насколько он короток с хозяином области и вообще еще неизвестно, кто тут, в области, настоящий хозяин. – Из Москвы указаний нет. Вам решать. Если последует ваше прямое распоряжение, мы войдем.

Голубович и не подозревал, остальные офицеры не видели, а мы вам можем сообщить, что умничка Овсянников даже не думал звонить по поводу проникновения на Узел – еще чего, проявлять такую дикую инициативу! Карьеру ему подобные мелочи уже не могли спасти, но этого Вадим Овсянников еще не знал и надеялся. А посмотреть, что там такое, на Узле, вход в который был запрещен даже ему, ужасно хотелось.

Голубович выплюнул чинарик, открыл дверцу машины и вышел, ступив босыми ногами на траву. Повисла пауза. Не все еще здесь понимали до этого момента, что губернатор совершенно голый, с болтающимися гениталиями, и увидели Ваньку нашего во всей красе только теперь.