Негодяй - [15]

— Мура это, а не болезнь. Надо, Таня, надо. Там ребята ждут моей помощи, очень ждут.

Только сейчас она увидела, как сильно он похудел, какое желтое, изможденное у него лицо, и глубокие морщины, и запавшие глаза. На всем его облике будто лежала печать неизлечимой болезни. Она наклонилась, поцеловала его в уголки рта, поднесла его большие костистые руки к губам и тоже поцеловала.

— Ты мой… мой… — прошептала она. — Я никакой болезни тебя не отдам.

А Павел Евгеньевич встретился с большими тревожными глазами Вити и вдруг хитро и весело подмигнул ему. И Витя заулыбался…

…А потом они сидели с бородатым художником, в машине и разговаривали. Витя притаился на заднем сиденье.

— Ты знал, что у него рак? Почему не говорил мне?

— А зачем? — Никита пожал плечами.

— И что же, никакой надежды нет? — она смотрела на него со страхом.

— Надежда всегда есть.

— Я о реальной надежде спрашиваю, Никита. У тебя же масса знакомых врачей. Неужели…

— Реальной надежды нет, — отрезал он. — У него лучшие врачи, лучшая клиника.

— Ой, Никита, Никита, что делать, что делать? — вдруг жалобно, совсем по-детски заскулила она.

— Ты за себя боишься, девочка? — он насмешливо посмотрел на нее.

— Что значит «за себя»?

— Что останешься одна. Не останешься, не бойся. Еще существую я, — он положил ей руку на плечо. — И я тебя люблю. Будет у Витьки вместо одного отчима другой, и совсем не хуже.

— Убирайся! — Она резко сбросила его руку с плеча. — Ты мне противен!

Он не спеша выбрался из машины. Татьяна включила скорость, резко нажала на газ. Взвизгнув протекторами, машина рванулась вперед.

Виктор сидел сзади, смотрел матери в спину. Потом спросил:

— Я не понял, что он сказал? Папа мне не родной?

Мать молчала и гнала машину на бешеной скорости.

— Он назвал его отчимом. Значит, он не мой родной отец? — повторил вопрос Витя.

— Да, не родной… — наконец ответила мать. — Мы не хотели, чтобы ты знал об этом, потому что Павел Евгеньевич очень тебя любит, и ты должен быть ему за это благодарен и не подавать вида, что ты узнал правду. Ты слышишь меня, Витя?

— Слышу… А кто мой отец?

— Негодяй… И я не хочу, чтобы ты даже знал его имя.

Утром Татьяна и Виктор поехали к психиатру.

Он был невысокого роста, с худым желчным лицом. Представился Андреем Степановичем и повел Виктора и Татьяну через длинный коридор, по которому бесцельно бродили неряшливо одетые больные самых разных возрастов. Двери в палаты были открыты, возле каждой на стуле сидели санитары в белых халатах, а в глубине были видны больные, сидящие и лежащие на кроватях.

Андрей Степанович ключом открыл дверь в кабинет, пропустил вперед Татьяну и Виктора, затем тут же закрыл дверь ключом и прошел к столу. Он сел за стол и посмотрел на часы.

— Итак, у нас на сегодня есть два часа. Юрий Николаевич вкратце рассказал мне о вас. Курите, молодой человек. Кажется, вас Виктором зовут? — Он подвинул на край стола пачку сигарет и пепельницу.

— Спасибо, не курю, — больше из чувства противоречия ответил Виктор.

— А вот неправду говорить не надо. С самого начала давайте договоримся — только правду. Иначе у нас с вами ничего не выйдет. Так что кури, Виктор. Извини, что на «ты», можно?

— Пожалуйста, — пожал плечами Виктор.

— Вы тоже можете курить, Татьяна Ивановна.

— Благодарю. — Она достала из сумочки пачку, вынула сигарету.

— И вот еще о чем хочу попросить, — глянув на Виктора, проговорил Андрей Степанович. — Не надо передо мной сидеть нога на ногу и руки складывать на груди. Ни к чему эти наполеоновские позы.

Виктор не ответил, нехотя опустил руки, снял одну ногу с другой.

— А как у вас можно сидеть?

— Просто. Как все люди сидят. Свое превосходство над другими подчеркивать не надо.

— Ничего я не подчеркиваю, — недовольно ответил Виктор.

— Твое рефлекторное поведение говорит о другом. Честно говоря, если бы не Юрий Николаевич, я бы никогда не взялся заниматься с вами. Но он мой фронтовой товарищ, и отказать ему я не мог.

— Так может, лучше уйти?

— Виктор… — умоляюще проговорила Татьяна.

— Татьяна Ивановна, сколько Виктору было лет, когда вы вышли замуж?

— Почти три года… кажется, два и пять месяцев.

— Когда Виктор узнал, что ваш муж не его родной отец?

— Он узнал случайно. Мы не хотели, чтобы он знал. Павел Евгеньевич усыновил его, но… из-за нелепой случайности он все узнал…

— Виктор, ты раньше догадывался, что Павел Евгеньевич не твой отец?

— Да… — подумав, нехотя ответил Виктор.

— Почему? Каким образом это приходило тебе в голову?

— Ну-у… чувствовал, что ли. Нянька тетя Настя как-то сказала мимоходом, дескать, посмотрел бы родной папаша, как его сын родной живет.

— А тебе что, плохо жилось с Павлом Евгеньевичем?

— Н-нет. Он любил меня. Он вообще мужик был настоящий. — Виктор задумался. — Не врал никогда, меня жалел…

— А почему он тебя жалел?

— Не знаю… Я думаю, наверное, потому, что я был сирота. Ведь, он знал о том, что он не родной мне отец.

— Ну что ж, логично, — вздохнул Андрей Степанович и взглянул на Татьяну: — Татьяна Ивановна, вы любили мужа?

— Да.

— Кем он был?

— Он? Крупный геолог, специализировался в поисках и прогнозировании нефтяных и газовых месторождений крайнего Севера.