Негодная - [11]

Понадобилось только три потуги (всего три! – это Пэт сосчитает потом, как будто даже в процессе рождения внебрачного ребенка Мэри повезло) – и вот малыш уже лежит на кровати, скользкий, как скумбрия. Мэри стала матерью.

Она сделала это. Она жива, ребенок тоже, и все трое вместе с Пэт плачут.

– Это от радости, – говорит сестра и смотрит на часы.

Наверное, в то мгновение ей становится страшно, потому что их отец в пабе и скоро вернется домой, так как же они, черт побери, объяснят ему, откуда взялся ребенок?

Глава шестая

– «Шлюха» – с этим словом я была хорошо знакома, – сказала Мэри девочке, подбежавшей к ней. – Но из уст моего отца оно прозвучало так, что мне стало нестерпимо обидно. Можешь себе представить?

– Я бы сказала, что здесь гораздо больше подходит прозвище «Гудини», – ответила девочка, схватив Мэри за руку. Она быстро повела ее обратно, на другую сторону улицы. – Мама с ума сходит.

– У меня были дела.

– Какие дела?

– Мне нужно было кое-куда сходить.

– Если тебе что-то нужно, просто попроси меня. – Девочка быстро вела ее по тротуару. – Скорее, нам надо поспешить.

– Где-то случился пожар?

– Извини, но мама места себе не находит. К тому же ты в ночной рубашке, а это просто убийственно выглядит.

Они поспешно вошли в ворота, прошагали по двору, миновали несколько дверей и зашли в кабину лифта.

Девочка предупредила:

– Если ты не против, я ей не скажу, что ты добралась до главной улицы.

Они вышли из кабины лифта в холл, и Мэри поразил глухой звук, который издали костяшки пальцев девочки, постучавшей в дверь.

Дверь распахнула женщина.

– Слава богу. Где она была?

– У ворот. Недалеко.

Мэри затащили в квартиру. Вешалка, аквариум, гора туфель и ботинок. Дверь за ней захлопнулась. Мир уменьшился.

– В кухню, – сказала женщина и указала дорогу.

Мэри предложили сесть. Девушке предложили выйти.

Женщина села за стол, заваленный бумагами, и сложила пальцы пирамидкой под подбородком.

– Куда ты отправилась?

– Мне было нужно кое-что.

– Что именно?

– Я хотела…

Но все пропало. Было похоже на попытку сжать лучик света в кулаке. Проклятие!

Женщина нахмурилась.

– Я понимаю, находиться под одной крышей нам обеим неудобно, но убегать нельзя. Там дороги и машины. Это опасно. К тому же у моей дочери полно других дел, кроме того, чтобы гоняться за тобой.

Они молча смотрели друг на друга. Мэри не могла понять, чего от нее ждут.

Женщина сказала:

– Ты никогда не могла просидеть на одном месте дольше пяти минут, поэтому я сама не знаю, почему так удивлена. – Немного помолчав, она добавила: – Социальная работница сказала мне, что ты прожила с Джеком по одному и тому же адресу целых тринадцать лет, вот я и подумала, что ты могла измениться.

Джек? Это имя вызвало боль. Мэри пожала плечами и прогнала воспоминания о нем.

– Для тебя это поистине мировой рекорд, – сказала женщина. – Целых тринадцать лет.

Это был допрос? Происходило нечто очень неприятное.

Женщина продолжала:

– Вчера ты говорила, что посылала человека разыскивать меня. Почему ты так сказала?

Мэри задумалась: в этих словах было зерно правды.

– Может, ты потерялась? – спросила она.

Женщина вздохнула:

– Ладно, забудь.

Мэри отвели в гостиную и усадили в кресло у окна. Она получила приказ: «Оставайся здесь». И еще один: «Даже не думай сдвинуться с места».

В качестве охранника к ней приставили мальчишку. А девочке было велено подняться наверх и заняться какими-то контрольными по математике. Женщина ушла.

Прошло всего несколько минут, и Мэри вдруг резко выпрямилась, вспомнив кое о чем. Как же она могла забыть! Теперь воспоминания вернулись – яркие и острые, как лезвие ножа. Виктори-авеню, большего ей ничего не было нужно. Только это. Дом номер двадцать три с голубыми воротами, аккуратным палисадником и ступеньками, выложенными керамической плиткой, которые вели к парадной двери. Она, бывало, считала их, подбираясь к окну, чтобы заглянуть в него, а потом снова считала, когда уходила назад на цыпочках. Ступенек было восемь. И каждая запечатлелась в ее памяти.

Мэри встала с кресла и пошла к двери. На этот раз она не забудет. Будет повторять в уме много раз, пока не доберется до этого дома. Но мальчишка схватил ее за руку и сказал, что лучше вернуться в кресло, иначе будет плохо.

– Я должна идти.

– Тебе нельзя.

Нельзя? Неужели этот мальчишка тут главный? Он был неловкий, рыжий и к тому же в пижаме. Но он стоял подбоченившись и твердил ей, что она должна сесть в кресло.

– Пожалуйста, срочно принеси мне бумагу и ручку, – сказала Мэри.

– Хочешь написать письмо? – удивился мальчишка.

– Не имеет значения, чего я хочу, – буркнула Мэри. – Просто принеси мне ручку.

Мальчик взял маленькую черную сумку с молнией и протянул ей.

– Вот. Мне надо сходить в комнату за бумагой. – Он трусцой побежал к двери. – Не уходи, – крикнул он через плечо, – а то мне всыплют.

Мэри написала «23» на обивке дивана и провела под надписью черту. Под первой чертой она провела еще одну и дотронулась до них кончиком пальца. Линии были похожи на два золотых ручья, один тек вперед, а другой – назад. Если она подталкивала их пальцем, они пересекались, переплетались, а стоило убрать руку, как потоки сразу отталкивались друг от друга. Это зрелище зачаровывало ее. Она несколько раз соединила и разорвала линии. Женщина не знала, что теперь делают золотые чернила. Неужели они существовали всегда? И неужели это настоящее золото? Такие чернила наверняка жутко дорогие.