Негоциант - [41]
Потом все высказывались по поводу освобождения посольства, предлагая послать ноту правительству Эфиопии, может быть даже совместно с немцами, угрожая Таиту проведением десантной операции. Предлагали прорываться с боем через пустыню, но капитан Стрельцов охладил пыл горячих голов, заявив, что без надежного проводника, даже самые опытные казаки непременно заблудятся в пустыне. Я сидел и думал, что сейчас мне предложат возглавить спасательную операцию и заранее репетировал варианты вежливого отказа.
Вслух же сказал, что операцию надо начинать немедленно, поскольку пройдет два-три месяца, прежде чем спасатели из России достигнут Аддис-Абебы, а за это время скорее всего, начнется новая война. На все дипломатические демарши, императрице Таиту, насколько я знаю эту особу, глубоко наплевать. Так что можно писать сколько угодно нот, но все они, не будучи прочитанными, попадут в выгребную яму. Вряд ли немцы захотят и допустят совместную операцию с русскими, которые потом потребуют для себя каких-то уступок, возможно, территориальных, для устройства военной базы.
Потом Обручев всех отпустил, кроме меня.
— Александр Павлович, я ведь знаю, что у вас есть отличный проводник и боец, Хаким. Может быть, он поможет нашим выбраться и пройти через пустыню?
— Видите ли, Николай Николаевич, Хаким, а теперь он Христофор, не совсем мой слуга, он свободный человек, между прочим, абиссинский граф, так что напрямую я ему приказать не могу: дело опасное, а у него жена «в тяжести».
Генерал спросил, чем бы он мог заинтересовать Хакима. Я ответил, что Хаким-Христофор, скорее всего, согласится, если признать его дворянство, пусть не графское достоинство, а просто, обычное потомственное дворянство, наградив его, в случае успеха, скажем, орденом Святого Владимира 4 степени. Ну, а в случае неуспеха, хотя бы солдатским Георгием, все же риск очень большой. Естественно, надо дать ему денег на расходы – тысячу талеров серебром и тысячу франков золотом и прогонных – двести рублей ассигнациями. Сказал, что его величество просил вывезти в Россию одного ювелира из Харара, настоящего мастера, я собирался послать за ним Хакима, но теперь ситуация резко изменилась, поэтому Хаким выполнит и это поручение, тем более, Харар ему по пути. На том и сошлись, я сказал, что завтра же выеду в Крым, Хаким сейчас там, и, если он согласится, то ближайшим пароходом отплывет в Джибути, во Французское Сомали, там купит двух лошадей, фураж и продовольствие и отправится через пустыню. Надеюсь, что в Джибути действует телеграф, поэтому мы договоримся о кодированных сообщениях – вроде «Груз отправлен» – если посольство уже добралось до порта и следует в Россию или «высылайте коносамент»[49] – то есть «прошу подмоги».
По дороге заехал в Москву, все же два года со дня смерти деда, надо сходить на могилу. Посетил кладбище, там в этом году поставили капитальный красивый памятник из полированного гранита черно-красного цвета, две плиты с именами бабушки и деда и между ними – большой каменный старообрядческий крест. Такого же гранита столбики по бокам и литая чугунная невысокая ограда – от уральских Черновых. Могила ухоженная, все же дворецкий следит не только за домом, но и за местом упокоения бывших хозяев. Постоял, подержавшись за памятник, как бы поговорил с дедом, ближе, чем этот человек, до Маши у меня в этом мире не было. Где Сашин отец похоронен, я и не знаю, а Сашкино сознание совсем растворилось в моем, так же как и сознание Андрея Андреевича. Раньше они хоть как-то давали о себе знать, но теперь не проявляются, хотя все их навыки со мной – и послезнание Андрея и данные о прошлом Александра, а также их языковые и профессиональные знания. Хотя, это скорее к знаниям Андрея Андреевича относится – химия, медицина, математика, а от Сашкиной юриспруденции вообще ничего в голове нет, видать, он особо не утруждал себя ее изучением. Из родственников Саши периодически пишет Иван, у него все в порядке, ферму он завел, молоко для маслобойни и сыроварни теперь свое. Вот только никак в Москву передать подарков не получается, может, ближе к Рождеству, но тогда мы уедем. На всякий случай сказал дворецкому, что если Иван с семьей приедет в Москву – пусть размещается в доме и гостит, сколько вздумает.
Вот с маменькой было сложнее: я попросил поискать Марию Владиславовну Степанову или Ловитскую (может она девичью фамилию вернула). Каких-то Степановых и Ловитских в Варшаве нашли, но эти были не те люди. Сложнее, если она взяла фамилию пана Казимежа, если они обвенчались, то по католическому обряду, а там развод практически невозможен, то есть фамилия у нее мужа, которого я не знаю, видел один раз кривоногого и лысого отставного уланского ротмистра, вот и все.
Потом говорил с Парамоновым, я ему заранее телеграмму дал. Поговорили о продажах, Мефодий рассказал, что есть проблемы со сбытом новых «перьев непрерывного письма».
— Александр Павлович, не берут перья-то, владельцы писчебумажных магазинов возвращают, мол, товар спросом не пользуется, дорог, да и были случаи подтекания краски или заклинивания шарика в стержне. Я дал команду пока остановить производство – склад забит.
