Негласная карьера - [61]
19
Поммеренке едва дождался начала рабочего дня, чтобы прослушать магнитофонные записи телефонных разговоров Бастиана. Сегодня он даже опередил фрау Шредер. На письменном столе в кабинете, как и было условлено, стоял магнитофон.
На технику у нас можно положиться, подумал Поммеренке. Тут работают наши лучшие кадры. Народ деловой, высококвалифицированный, мыслит трезво. Правда, прослушивание телефонов и просмотр почты – вещь нехитрая, будничная.
Обуздывая нетерпение, Поммеренке взял приложенный к кассетам отчет. В нем указывалось, кто навещал Бастиана. Наблюдение велось из машины, припаркованной перед больницей. По радио в нее сообщали, кого надо сфотографировать. На двенадцатом этаже, наискосок от палаты Бастиана, в холле, располагался еще один пост. Больница – сложный объект для наблюдения.
К счастью, главврач оказался одноклубником Штофферса. Поэтому без особых сложностей, хотя и при молчаливом неодобрении медицинского персонала, в холле удалось поставить своего человека. Главврач обязал медсестер и санитаров не разглашать этой меры безопасности под угрозой увольнения. Тем не менее наблюдателя пришлось выдавать за полицейского, который якобы воспользовался белым халатом лишь для того, чтобы охранять пациента от возможной мести «серых волков».
Поммеренке не любил посвящать в план операции слишком много людей. По возможности, следует исключить любой фактор риска. Но в больнице ничего не предпримешь без помощи главврача. Остается надеяться, что среди медицинского персонала нет чересчур ретивых профсоюзников, которые заодно с Бастианом.
Поммеренке открыл блокнот и пометил – «Заняться персоналом». Придется затребовать фамилии всех медсестер и санитаров, чтобы отдать на проверку Доггенхудену.
Отчет начинался с краткого медицинского заключения, составленного специально для ведомства по охране конституции. Похоже, дела у Бастиана не так плохи, как казалось раньше. Переносицу ему сразу же вправили. Сотрясение мозга обошлось без особых последствий, если не считать головных болей. Пока не спадает опухоль вокруг глаз. Лечащий врач полагал, что выздоровление будет продвигаться быстро. Вероятно, уже через неделю пациента выпишут из больницы. Еще некоторое время Бастиан пробудет дома. Состояние раненого турка, члена производственного совета, оказалось гораздо серьезнее. Он по-прежнему оставался в палате интенсивной терапии. Медицинское заключение на турка Поммеренке лишь перелистал. Турок его не интересует.
Поммеренке постарался представить себе Бастиана на больничной койке. С перевязанной головой и синяком под глазом.
Следующие строки отчета вызвали у него недоумение. В первые же дни Бастиан получил множество писем и телеграмм. Его товарищи не погнушались даже частной фирмой «Флероп», и ее посыльные завалили палату цветами, преимущественно красными гвоздиками.
В письмах и телеграммах, как обычно в подобных случаях, говорилось о солидарности. Невероятно, до чего быстры коммунисты, когда нужна эта самая солидарность. Поммеренке испытывает противоречивое чувство досады и одновременно невольного восхищения.
Затем он с раздражением прочитал сообщение о том, что Бастиана посетили семнадцать человек. К списку прилагались фотографии с отметками о времени визита. Лица в основном знакомые. Товарищи Бастиана, учителя из его школы, турки, приходил даже один депутат сената от социал-демократов (против его фамилии стоял красный восклицательный знак). Редактор «Шипа», евангелическая священница из района, где живет Бастиан. Ей-то что тут понадобилось? Что общего у нее с завзятым атеистом, замешанным в темные дела с приверженцами аллаха?
Поммеренке недовольно покачал головой. Даже тут, в больничной палате – эта пресловутая «политика сотрудничества с широкими слоями населения».
С уже меньшим интересом он прослушал записи разговоров. По существу та же картина. Друзья, товарищи по работе, родители Бастиана… Правда, звонили и представители некоторых политических групп, которым хочется иметь этакого мученика для своих пропагандистских целей.
Так, Поммеренке узнал, что организация «Антифашистское движение» призывает провести через два дня демонстрацию. Количество подписей под призывом неуклонно растет. Бастиана просили написать текст выступления, который будет зачитан на заключительном митинге артисткой городского театра. Бастиан поначалу отнекивался, ссылаясь на головную боль и непрекращающийся поток посетителей, но потом все-таки согласился. Голос у него был усталым, говорил он медленно и серьезно.
Поммеренке слушал разговоры со все большим недовольством. Такого поворота событий он не ожидал. Даже из беды, из несчастья эти люди извлекают политический капитал.
Приход Штофферса прервал мрачные размышления. Он одарил своего нового начальника отдела лучезарной улыбкой. Штофферс похвалил Поммеренке за тщательно продуманную и блестяще проведенную операцию, в результате которой удалось нажать на сенат. Вскоре будет принято соответствующее решение. Штофферс не сомневался в успехе.
– Когда провалим кандидатуру нашего любителя ориенталистики, то под сомнение будет поставлена и вся его общественная деятельность, – бодро заключил Штофферс. Его оптимизм мгновенно заражает и Поммеренке, который рад стряхнуть с себя тягостное настроение.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.