Негладкий лед - [3]

...В первую неделю отпуска хочется отоспаться и начитаться. Отпуск -это когда спокойные сны. Не сны усталого спортсмена, когда ты камнем проваливаешься в черноту или совсем не можешь уснуть и гонишь от себя мысли, а они тебя мучают. Нет, спокойные сны или какие-то... видения, когда представляешь себе фигурное катание чем-то сказочно красивым, когда в полудреме воображаешь нечто неконкретное, может быть, идеальное или даже несбыточное...

В общем, от фигурного катания отвлечься и хочется и невозможно. Я потому и не люблю, когда у меня перед отпуском готова музыка новой программы, что, если она есть, она весь отпуск и будет в тебе звучать, словно ограничивая твое воображение.

Тем более что музыку чаще всего тебе подбирает тренер. Здесь больше его творчества, чем твоего. Исключение я знаю одно -- Олег Алексеевич Протопопов: он сам находил то, что требовало его сердце, и потому все на льду выглядело у них с Белоусовой так естественно, без малейшей фальши в движениях. Это была их музыка, его музыка, выстраданная еще во время поисков.

А в сезоне -- в сезоне ты видишь во сне только будущие соревнования и катаешь свои программы, катаешь их без конца.

Мне хочется отоспаться, сказала я, и хочется всласть начитаться. Когда идет сезон, читаешь только урывками: пять минут в автобусе по дороге на тренировку или немного вечером. Но вечером в голове маячит тренировка, свербит то, что недоделано, недоработано, и ты начинаешь фразу, скользя глазами по строчкам, и теряешь ее... Иногда целый абзац... Только в отпуске можно сесть за книгу с утра и просидеть до вечера, не думая о том, что это неправильно,-- так сидеть, что день должен быть распланирован.

Мне часто дают книги -- люди читающие вообще добры:

если сам прочел и понравилось, хочется этим с другими поделиться. Именно так я со многими хорошими книгами и познакомилась.

Во вторую неделю отпуска начинаешь понемножку появляться на людях. До этого появляться не хочется, потому что общение с окружающими невольно заставляет тебя постоянно быть подобранной. Ты ощущаешь, что люди следят за каждым твоим словом и движением, они испытывают к тебе интерес, и это, наверное, не может быть иначе. Ведь если и я в компании встречаю человека, о котором много говорят или пишут, у меня тоже возникает желание всмотреться в него, вслушаться в манеру говорить, в интонацию, понять, что сделало его известным, чем он отличается от остальных, от всех нас. Так и мне устремленные на меня взгляды все время напоминают, что я Роднина, "та самая, которая", и от этого хочется отдохнуть, хотя бы неделю.

Но вот проходит вторая неделя, когда появляется желание двигаться, например, танцевать. Не отсчитывая такт, не следя за партнером, да и не со своим обычным партнером...

А из-за горизонта потихоньку выглядывает неделя третья, неся привычное мышечное томление.

Хорошо бы кроссики, что ли, побегать...

Правда, в последнее время я лишь думаю об этом, не больше. Устала все-таки. И не только физически. Бывало, я в отпуске отдыхала и отсыпалась всего дня четыре, а все остальное время тренировалась.

Весной семьдесят второго года, через месяц после начала работы с Зайцевым, Станислав Алексеевич Жук, закончив тренировку, посадил меня в свою машину, отъехал немного от Лужников, затормозил за мостом окружной железной дороги и сказал, что не хочет с нами больше заниматься.

Это было как раз перед отпуском, в отпуск я поехала с мамой и с сестрой, с нами был Саша, а поделиться тем, что тогда кипело во мне, было не с кем. Маму не хотелось расстраивать, сестра в общем далекий от наших дел человек... Саша... Тогда ведь его сорвали с места, вселили какие-то надежды, да и не разбирался он в сложностях наших отношений... Тогда я могла только работать, и в Гурзуфе мы тренировались зверски -- делали по двести поддержек за тренировку...

Из отпуска возвращаешься с грустью. Не знаешь, что ждет тебя впереди, то есть знаешь, что ждет еще один год жизни, а что он принесет, неизвестно. Всем, наверное, свойственно себя жалеть: во всяком случае, таких, кому это несвойственно, я не встречала. В этом отношении оба моих партнера, я считаю, добивались большого совершенства.

По-моему, вообще мужчины жалеют себя сильнее и чаще, чем женщины. Это естественно: все-таки мужчины -- более слабый пол. Они, конечно, талантливее, они приспособленнее к большим и серьезным делам, потому что они независимы. А в женщине всегда развито ощущение, что она от кого-то зависит, от нее кто-то зависит, и ее обязанности по отношению к другим людям словно сковывают ее. Она привыкла подчинять себя кому-то и чему-то, ей некогда жалеть себя -- она чаще жалеет других. Может быть, чувству жалости, как и другим чувствам. в душе человека положен какой-то предел, и если жалость простирается на других, то на себя ее не остается, она исчерпана.

III

Мне жалко себя, когда я уезжаю, когда сажусь в машину, в автобус. Но это первые двадцать -- тридцать минут. А когда приезжаешь, скорее хочется на лед -- просто всех увидеть, просто покататься, потому что соскучилась по льду, по конькам, по тому, к чему привыкла, что стало необходимым и что приносит радость. В сезоне ты эту радость испытаешь не часто.