Негасимое пламя - [7]

Слезы хлынули из глаз Миффанви. И она зарылась лицом в подушки.

— О Робби, дорогой, — прошептала она, — если бы я могла передавить всех их утят!

Глава III

Он уронил перо. Под письмом, отпечатанным на машинке, резко выделялась его подпись: Дэвид Дилейн Ивенс. Чернила казались темнее, чем обычно; каждая буква выступала с такой отчетливостью, словно ее вывели жирным шрифтом, как на плакате. Дэвида страшило принятое им решение.

Месяцы нерешительности, нервного напряжения, смутных раздумий и бессонных ночей — все отразилось в этом письме. И вот наконец мысли его прояснились. Решительный шаг сделан: он отказался от поста главного редактора и коммерческого директора газет «Дейли диспетч» и «Уикли баджет».

«А Роб все равно убит!» — прозвенело у него в мозгу.

Эти слова снова всплыли в его сознании, словно глумясь над ним. Так было с той самой минуты, как он впервые услышал их, и все те долгие недели, когда он тщетно пытался забыться в водовороте дел.

По вечерам он читал все, что могло пролить свет на события этой войны, и среди других материалов — книгу И.-Ф. Стоуна «Закулисная история войны в Корее».

Книга была написана на основе документов и официальных сообщений. Он впервые узнал оттуда, что Совет Безопасности Организации Объединенных Наций был вынужден поддержать акцию Соединенных Штатов в Корее; что телеграмма из ста семидесяти одного слова от посла Соединенных Штатов была перефразирована и сокращена до тридцати восьми слов и в этом варианте представлена на рассмотрение Трюгве Ли лишь спустя пять часов после получения ее Государственным департаментом.

В то время еще оставалось неясным, какая из сторон первой открыла военные действия. Северные корейцы утверждали, по словам Стоуна, что «они перешли в контрнаступление, отражая нападение врага, вторгшегося на их территорию в трех пунктах». Это, однако, могло и не соответствовать истине. С другой стороны, не исключено, что южные корейцы намеренно спровоцировали конфликт тремя атаками на границе.

Дэвид искал встреч с фронтовиками, вернувшимися в Австралию из-за ранения или по болезни, выслушивал их истории и рассказы о пережитом. Один парнишка, по имени Брайан Макнамара, служил в том же взводе, что и Роб. Это он рассказал Дэвиду о сражении при Чиппийонги, в котором сам был ранен, и о том, что тело Роба нашли в глубоком снегу несколько дней спустя. Дэвид старался отогнать от себя картину, нарисованную Макнамарой, хотя она навеки запечатлелась в его душе, терзая напоминанием об одинокой и мучительной смерти сына.

Глаза Дэвида обратились к мутному окну, возле которого стоял его письменный стол. Он видел отсюда бесчисленные сверкающие провода, скрещивающиеся над сортировочной станцией, и ветви оголенных деревьев, чернеющих в ранних сумерках под моросящим дождем.

Этот вид из окна и небольшой кабинет с книжными полками по стенам составляли неотъемлемую часть его жизни. До недавнего времени его письменный стол и кресло стояли в гораздо более просторном помещении, где собирался совет директоров, размещавшихся по обе стороны длинного полированного стола, с председателем во главе; он же занимал место в противоположном конце комнаты. Но теперь резная деревянная перегородка отделяла зал заседаний от его редакторского убежища.

В серых глазах Дэвида светилась улыбка, но ей противоречили горькие складки у рта, выдающие внутреннее страдание. Прядь блестящих черных волос упала на лоб — в ней уже стали заметны серебряные нити. Он сидел задумавшись, глубоко уйдя в свое кресло. Его изящно очерченное нервное лицо казалось болезненным и изможденным. И все же, несмотря на крайнюю усталость, в этом человеке угадывалась скрытая сила жизни. С горьким сарказмом перебирал он в памяти события прошлого.

За окном, сквозь сетку дождя, мерцали огни города. Они мерцали, дробились и вспыхивали, и так же мерцали, дробились и вспыхивали мысли Дэвида.

Что говорили ему люди? В клубах, в поездах?

— Вы сделали «Диспетч» солидной газетой, Ивенс.

— Прежде «Диспетч» была сомнительным листком, мистер Ивенс. Помнится, жена не разрешала мне приносить ее домой. Вы вытащили эту газету из сточной канавы!

Он любил по утрам ездить в город поездом и так же поездом возвращался домой, хотя в гараже у него в те дни уже стоял роскошный «хилман-минкс». Он говорил своим, что считает для себя полезным постоянно ощущать общественный пульс, быть в курсе того, о чем думают и что говорят читатели его газеты. По той же причине время от времени он бродил по улицам, вступая в разговоры с незнакомыми людьми.

Да, он действительно создал из «Диспетч» настоящую газету, — Дэвид знал это. Оп вымел с ее страниц порнографическую грязь: подробные судебные отчеты о скандальных процессах, сенсационные сообщения об убийствах и сексуальных извращениях. Он превратил «Диспетч» в газету, которую можно было принести домой, дать прочесть жене и детям, хотя и понимал, что без сдержанной критики нравов газете не обойтись.

Даже в самых добропорядочных людях живет скрытое любопытство, желание узнать подноготную своего ближнего, услышать историю преступления, связанного с тайным пороком или насилием. Ни одна газета не может позволить себе пренебречь этим фактом. Нужно было учитывать такого рода интерес читателей, не разжигая при этом нездоровых страстей отвратительными подробностями. Его помощники считали, что Дэвид избрал для газеты довольно опасное пуританское направление, тем не менее оно приносило газете постоянный доход.