Нефтяная Венера - [15]

Вечером, после событий на кладбище, позвонил режиссёр самодеятельного театра для подростков с умственными отклонениями. Ваню к ним пристроила мама. Последние два года он играет Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Режиссёр сказал, что Ванину роль передают другому мальчику.

– А в чём причина?

– Ваня стал реже ходить на репетиции… путает реплики…

– Он не пропускает репетиций, я сам его привожу! Он не пришёл только один раз, когда был у врача!

– Ну, дело не только в этом… – Режиссёр принялась расплывчато разъяснять мне про мужика, сын которого, Кирюша, мечтает играть Меркуцио, а мужик этот обещает передать театру набор старой мебели для декорации.

– Мы возим наше кресло на каждый спектакль! Моя мама шила костюмы, а теперь вдруг какой-то папочка со своей мебелью… – перебил я.

– Вас неоднократно просили оставить кресло в театре!

– Кресло – одна из любимых Ваниных вещей в доме! Я же не могу его вот так отдать!

– А вот Кирюшин папа может!

Я слушаю голос в трубке, и меня засасывает серая банальность мироустройства. Борьба за хорошие роли идёт даже между даунами. И здесь есть Кирюшин папа, готовый купить своему сыночку-инвалиду счастье за счёт несчастья другого инвалида. Будь моя мама жива, попробовали бы они отобрать у Вани роль. Она бы им устроила! Стоило только ей умереть, как появился претендент на наш кусок пирога.

Отстоять Меркуцио не удалось. Ване предложили роль автора, читающего эпилог в финале, плюс, в качестве компенсации за моральный ущерб, я выторговал для него роль пажа. Такого персонажа у Шекспира нет, его придумал я. Паж будет встречать гостей перед спектаклем и объявлять перерыв.

Чтобы не травмировать Ваню, ему я сказал, что актёру полезно играть разных персонажей. Что от этого мастерство только оттачивается. Но он всё равно расстроился.

– Я так люблю Меркуцио! Чума на оба ваших дома!.. – Ваня встал в патетическую позу.

До сих пор я ни разу не был на этом спектакле. Сложновато смотреть на подростков-даунов, разыгрывающих самую известную историю любви. Нехилое испытание для зрителя. Теперь обязательно пойду, тем более что очередной показ близится.

– Всё дело во мне… – сказал Ваня неожиданно трагически.

– Ты нормально играешь Меркуцио, я уверен…

– Я украл картину, это кара Божья…

Ваня сидит, обхватив голову руками.

– А при чём здесь картина, Вань?

– Кража – это грех. После этого у нас забрали могилу и… Меркуцио.

Я задумался. Логика, конечно, спорная, но что-то в этом есть. Неприятности и вправду посыпались после кражи картины. Конечно, проблемы и раньше возникали. Один Ваня чего стоит! Но если учесть, что именно Джордж Сазонов лёг в могилу нашей семьи, то выходит форменная месть высших сил.

– Но ты же сам на даче говорил, что художник нарисовал картину для тебя.

Ваня не слышит моё замечание. Он погружён в размышления.

– Надо идти к тёте Ире… – неожиданно собранно произнёс он.

– Это ещё кто?

– Ясновидящая. Она всё знает и даст совет.

– Это мамина знакомая, что ли, бухгалтерша? – иронично уточнил я.

– Ей Бог знание дал. Она у Иисуса Христа была на приёме, – строго произнёс Ваня, и я снова услышал знакомые поучительные интонации.

Шутки шутками, а выбор у нас невелик. Всё равно делать нечего, развлечений никаких, можно и к ясновидящей смотаться. Тем более я эту леди никогда не видел.

Нашли в маминой записной книжке телефон. Я набрал номер.

– Слушаю вас, – раздался низкий женский голос в трубке.

– Ирина, я Фёдор, сын Галины Сергеевны…

Ночью я долго не мог заснуть, размышляя о событиях последних дней. Зря я эту бабу ударил: женщина всё-таки, да и недальновидно. Она, конечно, сучка настоящая, но лучше было попробовать договориться, а то теперь она упрётся рогом. Я, конечно, стал психом от всего этого…

Через пару лет после рождения Вани я начал испытывать зависть. Сильнейшую чёрную зависть к тем, у кого есть здоровые дети. Я смотрел на беременных и надеялся, что у них тоже родится инвалид – даун, кретин или хотя бы олигофрен. Я не желал никому зла, просто не хотел оставаться один на один со своей долей. У всех, как назло, дела шли прекрасно. Детки рождались отборные. Они розовели и подрастали. Друзья только и делали, что показывали фотографии и рассказывали о том, что их малыш уже пошёл, уже снимается в рекламе, уже учится в английской спецшколе и играет гаммы на скрипке…

За окном завыла собака, прошла компания пьяных, выкрикивающих невнятные слова дурными голосами. Процокали одинокие каблуки, стихнув в арке…

Неужели захват могилы вызван кражей картины?.. Можно быть каким угодно скептиком, но совпадение налицо. Может, зря я над мамой смеялся, когда она мне ясновидящую цитировала? Сколько мы ни пытаемся уйти от влияния родителей, ничего не выходит. Вот и я – лежу в родительской кровати, выполняю взятые ими по отношению к Ване обязательства и собираюсь идти к их ясновидящей…

По потолку, в отсветах фар, пробежали прямоугольные тени оконных рам и причудливая паутина ветвей деревьев. Во двор заехала машина с гулко бьющей внутри электронной музыкой. Что за идиот, все же спят! Наверняка «Лада» с тёмными стёклами, синими неоновыми огоньками и поднятым на гоночный манер задом. Есть в Москве люди, у которых с «Ладами» связаны нежные чувства. Люди эти так же похожи друг на друга, как и их любимые автомобили. Музыка становится заметно громче, видимо, дверцу открыли. Я закутываю голову одеялом, но это не помогает. Тогда я вскакиваю, бросаюсь к окну, дёргаю створки. Угадал, «Лада». Стоит у подъезда с включёнными фарами. Ну, я тебе сейчас… «Эй, ты! Сделай потише!» – Крик уже рождается в горле. А не прибавить ли «козёл»? «Эй, козёл, сделай потише!» Пальцы дёргают алюминиевые задвижки… Из подъезда выходит девушка, садится в «Ладу», дверца хлопает, музыка удаляется.