Нефть в наших жилах - [20]

Он тут же горячо раскаивался в давешних тяжелых мыслях, встречал их ласковыми утренними поцелуями; общение с детьми преображало его, он как будто сразу становился другим, презирающим того себя, который лишь несколько минут назад смел сожалеть о рождении своих славных малышей потому только, что ответственность за них теперь ограничивает его свободу…

Эта последовательность настроений выстраивалась каждое утро без изменений, день за днем, год за годом… Тоска, с которой Гарри провожал скрывающийся в потоке автомобиль Онки, никуда не исчезала; подобно тому, как змея скрывается под камнем от зноя, днями она пряталась и появлялась всякий раз, когда повседневные заботы оставляли сознание молодого мужчины.

Он часто задумывался: а чувствовал бы он себя более счастливым, если бы его супруга была другой, более заинтересованной в семейной жизни, если бы она имела другую профессию, скажем, адвоката, преподавателя, менеджера — профессию, позволяющую больше времени проводить дома, со своими родными? Гарри не мог сам про себя понять — завидует он Онки и её любви к выбранному ею Делу, или обижается на неё за отсутствие внимания? В чём причина этой опустошающей грусти: в отсутствии у него Дела, которое он делал бы так же преданно и радостно, как Онки, или в том, что он хотел бы каждый день видеть рядом с собой другую женщину — женщину, для которой он и его дети являлись бы главным или даже единственным предметом заботы и опеки?

— Иногда мне кажется, что их ты любишь больше…

— Ерунда, — отвечала Онки не слишком внятно, поскольку пережевывала ужин, — ты слишком ревнивый, Гарри. Их я люблю потому, что такая у меня служба. Я депутат, и любить народ, весь народ и каждого человека в отдельности, с его проблемами и чаяниями — мой долг. А любить тебя — мой выбор. Это две разные любви, ты пойми, пожалуйста…

— Но… ведь если бы у тебя была другая профессия, ты бы больше времени посвящала нам?

— Любое дело надо делать так хорошо, как только можешь. Особенно если твоё дело касается других людей. Ты всегда обязан делать своё дело с любовью к ним. Если ты врач, то ты должен быть готов вскрыть себе вену, если пациенту потребуется срочное переливание крови, а если ты делаешь болты для самолетов, то ты должен напрячь всю свою волю, сконцентрировать все силы, чтобы только болт твой не оказался тем роковым болтом, который расшатается в полете и приведет к катастрофе… Понимаешь, Гарри?

6

За время своей работы муниципальным депутатом Онки Сакайо повидала великое множество людских судеб, таких разных, непростых, трагичных и загадочных; собственными руками ей приходилось распутывать клубки противоречий, разрешать конфликты интересов, находить выходы из самых абсурдных патовых ситуаций — а поскольку работала она качественно, в каждом вопросе стремилась дойти до самой сути и выслушать все противоборствующие стороны — то, приняв на себя обязанности депутата, она, образно говоря, взвалила на свои плечи всё бремя страстей человеческих в пределах вверенного ей муниципального образования.

Онки действительно любили. Не зарастающей народной тропой шли к ней старички и старушки со своими жалобами на недобросовестных управляющих жилищных кооперативов, вынимающих последние копейки из тощих их кошельков; выстраивались в очередь у входа в Онкину приёмную молодые отцы с младенцами на руках, инвалиды, неизлечимо больные, столкнувшиеся с проблемами при получении законных льгот… Сирые и убогие всех мастей знали: если с ними обошлись несправедливо, дали им от ворот поворот во всех других инстанциях, дорога им одна — к Онки Сакайо. Эта пухленькая девушка в очках всегда выслушает, всегда поддержит парой добрых слов, всегда посоветует и поможет — сделает телефонный звонок, напишет бумагу — и вопрос будет в большинстве случаев решен.

Единственным, что вызывало у Онки желание немедленно выставить просителя вон, было предложение взятки. Взяточников она ненавидела люто, выгоняла из кабинета на повышенных тонах, а как-то раз даже не выдержала и запустила в одну особо борзую предпринимательницу папкой для бумаг. Высокий коэффициент агрессивности дал о себе знать, не иначе. Никаких подарков дороже шоколадки или открытки от своих подопечных Онки не принимала. Иногда, правда, добрые дедушки и бабушки в качестве благодарности за оказанную помощь приносили «девочке-депутату» домашнее варенье, мёд с собственной пасеки, кабачки и тыквы, выращенные на дачах, грибы, собранные в лесу… От этих чистосердечных трогательных подношений Онки не отказывалась, чтобы никого не обидеть. Она складывала их на заднее сидение автомобиля и, приезжая домой, просила Гарри разобраться с «дарами волхвов» и по возможности употребить их в пищу. Тот неустанно пек блины и оладьи, чтобы поливать их полученным из рук благодарных вареньем, тушил на огромных сковородках преподнесенные кабачки и грибы, терпеливо колол близнецам кем-то собранные дикие орехи…

В приёмной Онки пересекались тысячи дорог. И потому она не сомневалась — за неё пойдут голосовать. Народная молва — была. Не было — денег. Предвыборная кампания — рекламные буклеты, волонтеры, собирающие подписи, баннеры на автотрассах — дело, всем известно, весьма затратное. День за днем работая для людей, Онки не стремилась к обогащению: Гарри с детьми ни в чём не нуждаются — и слава Всеблагой. Конечно, её семья не бедствовала. Но и не жила так, как жили другие депутатские семьи. Онки не признавала роскоши — все вещи, которые покупались в дом, должны были быть действительно необходимыми, удобными и не слишком дорогими. Никаких вам эксклюзивных обоев, кресел с ручками из красного дерева и декоративных фонтанчиков — «блажь всё это». Ни драгоценностей, ни шуб своему супругу Онки Сакайо тоже, разумеется, не покупала. «Мы слуги народа, а не цари, и потому должны жить так же, как живет народ». Гарри было, конечно, немного обидно, но он молчал. Один раз он уже пробовал поспорить с Онки на эту тему, и сделался скандал — он просил её заказать детям дизайнерскую одежду для бала в детском саду: