Нефть, метель и другие веселые боги - [2]

Несмотря на это, Надежда Константиновна все равно каждый день спрашивает, какого чая хочет Владимир Ильич – так сказано в должностной инструкции.

После чая Крупская обычно садится в углу и читает французский роман, а Владимир Ильич играет с солдатом в шахматы и часто, задумавшись над доской, начинает рассуждать:

– У Троцкого этой дряни набрались. Почитали бы лучше что-нибудь стоящее, Надежда Константиновна, Толстого хотя бы.

И делает блестящий ход.

Надежде Константиновне полагается отвечать на это печальным вздохом, в котором слышно сразу «строгий вы, Владимир Ильич, все придираетесь» и «куда мне в такие дебри забираться, я вот про любовь, про любовь лучше».

Солдат, играющий в шахматы с Лениным, обычно очень сосредоточен и даже угрюм. Когда было общее собрание всех военных Кремля, на котором решалось, кто будет обслуживать вождя, никто не хотел брать на себя эти дополнительные обязанности даже за предлагаемую высокую плату. В результате тянули спички. Сержант Мышкин, вытянувший короткую спичку при определении того, кто будет шахматным партнером Владимира Ильича, очень расстроился – он ничего не смыслил в этой игре и с детства боялся мертвецов. Майор Филин, его непосредственный начальник, весело хлопнул сержанта по плечу:

– Отставить страхи, офицер! Играть научим, а что до запаха – так там отдушки везде понатыканы, не заметите ничего!

Сержант месяц усиленно занимался в шахматной секции, был освобожден от основной службы и получал теперь жалованье в пять раз больше прежнего. Сейчас, играя с Ильичом, он старался на него не смотреть и не думать ни о чем, кроме игры, поэтому сидел весь сжавшись и молчал. Он давно бы нашел способ уйти с этой работы, но жена ему не позволяла – ждали второго ребенка, нужны были деньги. Ленину же было все равно, с кем играть, всех своих соперников по шахматам он весело брал за пуговицу и называл дураками, одного только Троцкого выделял:

– Сволочь был, конечно, сволочь и проститутка, но как играл, как играл! Гений тактики! Вот где он сейчас?

Вспомнив о Троцком, Владимир Ильич обыкновенно начинает тосковать, и часто это заканчивается каким-нибудь неприятным конфузом. Вождь забрасывает все свои обычные занятия и ходит кругами по Мавзолею, напряженно вглядываясь в полутьму вокруг себя. Однажды он ходил так целый день, а к вечеру спокойно подошел к одному из солдат охраны и вдруг вцепился ему в шею, визгливо крича:

– Ты, гнида! Ты Крупскую обижаешь! Ты Троцкого ледорубом! Я все знаю, все! Коллективизация твоя говно, говно и глупость, ограбил страну, бескультурная скотина!

Владимира Ильича еле оттащили, солдат получил неделю отпуска. Таких случаев было несколько. Обычный милицейский электрошокер всегда помогает.

Однажды Владимиру Ильичу удалось бежать, ненадолго, правда, но все же. Да, за все восемьдесят четыре года Ленин один только раз выходил за пределы Мавзолея. Он конечно же просился на волю каждый день, иногда даже плакал, часто впадал в бешенство и называл начальника охраны скотом и тупицей, но все было тщетно – наружу его никто не выпускал. Ленин шел на хитрость: говорил, что у него клаустрофобия и мышечные спазмы, и голова постоянно болит, и что непременно нужно подышать свежим воздухом; приходил врач, слушал больного, говорил свое обычное: «Да вы, батенька, мертвы, куда уж вам болеть. Симулируете, голубчик» – и уходил, а Владимир Ильич каждый раз слышал эти слова словно впервые и очень расстраивался, наружу больше не хотел и впадал в депрессию. А однажды побег его удался.

Случилось это так. В тот вечер Владимир Ильич чувствовал себя неважно и решил статью не писать, а диктовать Надежде Константиновне. Вождь удобно устроился на своем красном ложе, приподнялся на локте и, жуя баранку, начал:

– Сталин не подходит на пост генсека в силу своих личных качеств. Он груб, властолюбив и к тому же транссексуал. Я видел в ящике его рабочего стола женское белье больших размеров. Такой человек не может стоять у руля нашей партии, он неизбежно наделает ошибок и глупостей. Также он скотина, и я его ненавижу. Когда я умирал, он радовался. Он радовался, когда я умирал. Радовался он, когда умирал я. Я все время, всю свою жизнь умирал, а Сталин невежда, интриган и очень хитрый субчик. Сталина нужно отстранить от всех дел и сослать в могилу.

Привыкшая ко всему Крупская равнодушно записывала, лишь изредка переспрашивая: «Как, Владимир Ильич? Искажение курса?» Речь Ленина картавым ручейком однообразно журчала в тишине склепа. Дежуривший у входа солдат накануне не спал всю ночь и сейчас не выдержал и задремал, прислонившись к стенке. Ленин понял, что это шанс.

– Я в уборную отлучусь, Надежда Константиновна. Я быстро, – сказал вождь, спрыгнул с ложа и пошел к выходу.

Крупская лениво зевнула, кивнула головой и уткнулась в роман.

Дверь, через которую входят посетители, обычно не запирают, полагаясь на бдительность солдат. Ленин это знал. Скорее, скорее. Направо. Прямо, наверх. Налево. Уклон влево, товарищ Троцкий. Последняя прямая, проклятые ступеньки, почему их так много. Сердце сейчас не выдержит. Голову ломит. Очень, очень болит голова, она болит всегда, милая моя Надежда Константиновна. Пожалейте меня, вы же видите, как болит моя голова. Не бойтесь, Сталина мы скрутим. Скоро съезд, вы, главное, не забудьте письма передать, а то голова очень болит, и Сталин совсем обнаглел. Хамит. Скотина. Это он ступенек понаделал, я знаю! Не верю, что он умер. Сталин хитрый, он мог и договориться. Все! Дверь. Почему не открывается?! Заперли! Гады! Я ведь знаю, что она не заперта! Ах, на себя. Точно, простите. Свобода. Осознанная необходимость двери открываться лишь в одну сторону.