Нефть и внешняя политика - [21]
4. За счет иранского правительства, участвовавшего в «Ферст экснлорэишн компани» в качестве концессионера и акционера, проводились следующие операции: «Ферст эксплорэишн компани» продавала нефть по цене от 1 шилл. 8 пенсов до 2 шилл. (5 пенсов за тонну «Бахтиари ойл компани», которая, в свою очередь, без всякой переработки продавала ее Англо-персидской нефтяной компании по 8 — 12 шиллингов за тонну. Обе организации являлись фактически одной компанией, но эти манипуляции давали возможность значительно уменьшить доходы иранского правительства, получаемые им от «Ферст эксплорэишн компани».
5. Каждый год тратились значительные суммы на расширение этих двух компаний, но расходы относились за счет «Ферст эксплорэишн компани», в которой иранское правительство состояло акционером.
6. Племя бахтиаров получало 3% дивидендов от «Ферст эксплорэишн компани». Англо-персидская нефтяная компания настояла на том, чтобы эти проценты выплачивались иранским правительством.
7. Англо-персидская компания продавала нефть по пониженным ценам морскому министерству Великобритании и, таким образом, уменьшала доходы концессионеров.
Не кто иной, как Уинстон Черчилль, невольно подтвердил справедливость последнего обвинения в своей книге «Мировой кризис», в которой сказано: «Контракт на снабжение нефтепродуктами дал возможность правительству получить в свою пользу разницу между ценой нефти по контракту и рыночной, выразившуюся в сумме около 7500 тыс. фунтов стерлингов». Эта сумма в три с половиной раза превышала сумму, уплаченную английским правительством за акции, купленные у Англо-персидской нефтяной компании. По определению Черчилля, рыночная стоимость акций Англо-персидской нефтяной компании, принадлежащих английскому правительству, составляла в 1923 г. 16 млн. фунтов стерлингов. К ним надо прибавить 6,5 млн. фунтов, полученных в виде дивидендов и налогов, 7,5 млн. фунтов экономии на стоимости нефти и 10 млн. фунтов, полученных различными другими путями. Общая сумма в 40 млн. фунтов стерлингов составляет ровно столько, сколько стоили открытие и пуск в эксплуатацию нефтяных источников. Эта цифра, конечно, не включает стоимость принадлежащих Англо-персидской нефтяной компании залежей нефти, нефтепроводов, нефтехранилищ, нефтеперегонных заводов, танкерного флота, зданий и т. п.
Англо-персидская нефтяная компания под тем предлогом, что она не давала согласия на обследование своей отчетности, в течение многих лет игнорировала или всячески затягивала ответ на требование об обсуждении изменений условий концессионного договора. В то же время компания продолжала поддерживать тесные связи со многими независимыми шейхами на юге, а также с обанкротившимися столичными политиканами. Иногда эти отношения закреплялись путем предоставления официальных займов или при помощи крупных денежных взяток.
Наглядным доказательством зависимости не только различных групп, но и большинства членов правительства Ирана от Англо-персидской нефтяной компании явилась деятельность сэра Арнолда Вилсона, о котором Кук и Девенпорт сказали следующее: «Сэр А. Вилсон, до того как он стал расходовать деньги в Мохаммере, выплачивал большие суммы из английских фондов в бытность свою гражданским комиссаром в Ираке». С восстаниями на юге и попытками свергнуть правительство Реза-хана в Тегеране странным образом перекликалось следующее заявление сэра А. Вилсона, в то время руководителя Англо-персидской нефтяной компании, в газете «Эдинбург ревью»: «Без этих денег {проценты, вносившиеся в иранское казначейство в размере 500 тыс. ф. ст. в год} задача сохранения порядка и поддержания государственного аппарата в течение трудных лет, последовавших за войной, была бы неосуществимой. И если такая страна, как Персия, не может балансировать свой бюджет, она должна либо стать зависимой от иностранных займов, либо в ней воцарится анархия. В обоих случаях она теряет свободу действий».
Это заявление заслуживает внимательного изучения, так как оно дает прекрасное представление о тактике империализма: как только военные силы отступили, их сменило экономическое и финансовое господство концессий, сопряженное с правом вмешательства во внутренние дела страны и другими привилегиями. Все, что Вилсон пытался провести при помощи, господствующих классов Ирана, несомненно, обусловливалось выгодами, которые обе стороны извлекали из Англо-персидской нефтяной компании. Он пытался убедить эти классы в том, что они в финансовом отношении связаны с компанией, что они никогда не могли бы управлять страной без ее помощи, что государственный бюджет, проводимый ими в соответствии со своим собственным карманом, был гарантирован компанией, что она положит конец их зависимости от любого иностранного государства, помимо британского, и защищает их от «анархии», которая означала бы конец их господству. Короче говоря, Вилсон с полным основанием предупреждал их о том, что, если Англо-персидская нефтяная компания прекратит свою «филантропическую» деятельность, они потеряют «свободу действий».
Однако люди, к которым были обращены эти увещевания, либо потеряли власть, либо чувствовали, что они могут и должны добиться возможности извлекать большую выгоду из этой наиболее доходной отрасли промышленности страны. Многие из независимых шейхов, так охотно соглашавшиеся на предоставление концессий или заключение других договоров с иностранцами, и в первую очередь с англичанами, должны были подчиниться центральному правительству. Мелкие враждующие между собой партии, которые раньше были так полезны англичанам, теперь не могли уже оказывать им прежние услуги.
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».