Нефертити - [6]

— Божий знак! — улыбаясь, прошептала повитуха, и морщины разгладились на её лице. — Сам бог растений Нефертум радуется вместе с нами рождению твоей дочери, повелитель! Назови её этим именем — Нефертити, и пусть милость богов охраняет её!

Слово, произнесённое повитухой, было царю знакомо. Заезжий грек из Микен, привозивший ковры для дворца, несколько раз упомянул его и перевёл на хурритский как «красота грядёт или летит».

— Я подумаю, — хмуро кивнул Сутарна в ответ на предложение повитухи.

Правитель двинулся во дворец, чтобы поздравить жену с благополучным разрешением от бремени, но по дороге царя остановил гонец с окраинной заставы. Глаза его возбуждённо блестели. Дозорный отвесил поясной поклон, настороженно взглянул на повитуху и слугу.

— Ступайте к царице, я сейчас подойду, — бросил им Сутарна.

Они остались вдвоём. Гонец подошёл поближе и зашептал:

— Царь хеттов Суппилулиума объявился на берегу Евфрата чуть ниже Мелида, где река делает резкий поворот вправо, и спешно мостит к нам переправы. У хеттского правителя около шестидесяти тысяч войска, а может быть, и больше. По всем намерениям он хочет нас раздавить и не успокоится, пока сие не свершит, — вестник замолчал, опустив голову.

У Сутарны похолодело под сердцем. Египетский фараон ещё полгода назад предупредил его: Суппилулиума, завоевавший уже немало близлежащих государств, давно зарится на Митанни и всерьёз готовится к завоевательному походу. Надо думать, как его остановить, надёжно укреплять северные заставы на Евфрате, набирать новые рати, строить колесницы. Такое сдержанное послание пришло от зятя, и между строк читалось его явное нежелание ввязываться в войну с хеттами. Дозорные караулы Сутарна усилил, с помощью египетских советников устроил ряд наземных ловушек, увеличил колесничье войско, но армию за полгода не переделаешь, опытных полководцев не воспитаешь. Правитель Митанни отправил в Фивы письмо, в котором благодарил за предупреждение о грозящей опасности, и много богатых даров в надежде, что великий властитель Египта их в беде не оставит.

От того места, о котором сообщал вестник, до Вашшукканни меньше ста сорока вёрст, и колесницы полководца хеттов одолеют это расстояние за пять часов, не очень выкладываясь. Утром, видимо, они и собираются выступить, чтобы после полудня подойти к столице, не вступая пока в бой с отрядами из других городов. А может быть, не считая рати Сутарны за помеху, хетты начнут сразу же занимать северные города царства, собирать богатства и вывозить к себе в Хатти. В любом случае одним митаннийцам с этим нашествием не справиться, и вся надежда на Египет. Она весьма призрачна, ибо, процарствовав двадцать два года, зять Сутарны Аменхетеп Третий ни разу не ходил в походы и ни с кем не воевал. Египетский фараон был уже стар, его терзали разные хвори, и он делил всё время между лекарями, жёнами и наложницами из гарема, коих, болтали, никем не считано, но число шло на тысячи. Наследник же, Аменхетеп Четвёртый, недавно родился, и вряд ли египетский монарх захочет ввязываться в затяжные баталии с сильными хеттами.

— Мне нужно дня три-четыре, — проговорил Сутарна. — Возьми ещё один сторожевой отряд, побольше горящей смолы и сожгите переправы. Не дайте им перейти границу. Стойте до последнего. Мне нужно подготовиться, послать за помощью в Египет. Стойте до последнего, так и передай всем! Ты слышишь?

Гонец кивнул, поклонился и вышел. Царь ещё не знал, что ему следует делать. Он предполагал, что Аменхетеп его не обманывает, да и послы, каковых властитель под разными благовидными предлогами посылал в Хаттусу, возвращаясь, говорили ему то же самое. И всё же не верилось, что у Суппилулиумы хватит духу напасть на митаннийцев, связанных дружеским договором с могущественным Египтом. И вот это случилось. Теперь уже никаких сомнений не оставалось: хеттский вождь не уйдёт, пока не сокрушит все их главные крепости, пока не отберёт все их богатства.

Первое внутреннее движение — забрать жену, детей и бежать. Если уж зять не захотел защитить, то приютить не откажется. Он, хоть и ленив и не любит обременять себя чужими заботами, но по натуре добряк. Сейчас, рассказывают, его зятёк построил две своих сидящих статуи, каждая высотой по восемнадцать метров, выше их нет, а у правой ноги на обеих статуях в полный рост изображена Тиу, дочь Сутарны. Правда, ещё раньше в центре Фив Аменхетеп Третий возвёл два тринадцатиметровых скульптурных портрета, свой и Тиу, а тут решил обойтись без неё, и митаннийский владыка обеспокоился: не случилось ли чего. Он даже отправил в Фивы своего доверенного человека всё вызнать, и тот, вернувшись, сообщил повелителю, тревожную весть: египетский фараон ищет ныне услады в объятиях новой двенадцатилетней жены и совсем не входит в покои Тиу, хотя царица своего положения не лишена, и фараон часто заходит навещать наследника.

Жена чувствовала себя хорошо. Увидев мужа, она заулыбалась, дала знак служанке, и та, сияя от счастья, поднесла государю его дочь, завёрнутую в светлую льняную пелёнку. Чистое смуглое личико с чёрными, как две маслины, миндалевидными глазками и большими, похожими на листья лотоса веками, наполненное тихим приглушённым светом, сразу же поразило государя. Он долго смотрел на дочь, словно старался запомнить её тонкие и на удивление красивые черты. Дети, как и взрослые, друг на друга не похожи. Одни привлекают к себе внимание с первого взгляда, в других же надо пристальней вглядеться, чтобы обнаружить их редкое своеобразие, но рождённая несколько мгновений назад дочь показалась властителю столь изысканной и совершенной, что в сердце невольно взыграла ревность. Иные цари, находясь на излёте лет, как Сутарна, хорошо знали, от кого появляются их наследники. Для этого существовали молодые рабы, коих тут же убивали, но митаннийский правитель ещё не перекладывал эти деликатные заботы на слуг, будучи сам в состоянии доставить радость как жене, так и наложницам, без коих не обходился ни один царский двор в ту пору.