Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - [13]
— Не смей! — Царевич выхватил из рук жреца посох и сломал его о колено.
— Ого, наш Хеви, кажется, с кем-то подрался, — усмехнулся Тутмос, спускаясь с трапа. — Это на него непохоже. Куда ты, сынок, так смотришь, глаз не отрывая? — добавил фараон, посмеиваясь. — А, теперь всё понятно.
Он тоже увидел красавицу. Тии внезапно опомнилась. Она поняла, что на неё смотрит сам фараон — высокий мужчина в голубом парике с золотой диадемой на голове, украшенной аспидом с агатовыми глазами, и упала без чувств.
— Паланкин ко мне, быстро! — бросил Аменхотеп своей свите и поднял с земли девушку.
— Ну, попалась овечка в лапы льва, — рассмеялся Тутмос, обращаясь к подошедшему Яхмосу. — Со мной был такой же случай в молодости. Я как-то влюбился без памяти в ничем не примечательную девицу из очень простой семьи. Но это чувство длилось недолго. Вскоре я ушёл в поход с отцом, и всё постепенно забылось. Правда, здесь, кажется, всё может выйти по-другому. Уж больно хороша овечка!
— Как бы она не слопала льва вместе с его золотым передником! — громко расхохотался старший сын. — Эти провинциальные девицы из простых овечек легко могут превратиться, дай им только волю, в свирепых пантер, охочих до слабовольных франтов и придворных шаркунов.
— Ладно, пойдём осматривать храм, а молодых людей предоставим их судьбе. Слава богу, Хеви не наследник, — махнул рукой фараон, приветливо кивая жрецу Пахери на его многословное приветствие.
Красочная процессия двинулась не спеша по пыльной улице через весь город к возвышающемуся на холме храму. Жители городка громогласно приветствовали своего властелина, кидая цветы и драгоценности к его ногам. Женщины специально бросали свои браслеты и кольца под сандалии фараона. Когда он пройдёт, они поднимут украшения и наденут на своих детей, и те вырастут счастливыми, богатыми и красивыми. Тутмос хорошо знал привычки и предрассудки своих подданных, поэтому он, усмехаясь, старательно наступал на украшения.
Только один житель городка Ипу не выражал своего восторга при виде фараона. Это был Эйе. Он с мрачным видом стоял на опустевшей набережной.
«Что же мне делать?» — печально думал он, поглядывая на нарядную барку, куда унесли его невесту. Но, поняв, что сделать он ничего не может, молодой человек погрозил кулаком в сторону кораблей правителя и его семьи и заторопился обходными путями к храму.
Он прибежал туда раньше, чем подошла не спеша торжественная процессия.
— Где тебя носит? — набросился на Эйе приёмный отец. — Я хочу поставить на постамент статую нашего властелина в его же присутствии. Иди командуй мастеровыми. Вот тебе чертёж, здесь я всё ясно показал: как расположить лебёдки и блоки, куда и сколько поставить людей. Соберись, мой мальчик, и сделай всё как надо. Это же наш звёздный час! Ты это понимаешь? — Архитектор строго взглянул на молодого человека. — Что случилось? На тебе лица нет!
— Младший царевич украл мою невесту и унёс её к себе на барку.
— Вот негодяй! Я попрошу фараона о справедливости.
— Не надо, отец, — ответил Эйе грустным, но твёрдым голосом. — Об этом предупреждали боги. Оно свершилось. Теперь уже ничего не поправишь. Но во сне я не видел того, что совершу в жизни. Моя месть будет беспощадна! Пусть не сейчас, а через многие годы, но я отомщу, жестоко отомщу. Тот, кто растоптал счастье моей жизни, получит по заслугам, клянусь в этом. Будь он проклят навеки. Боги, вы слышите мою клятву? — Эйе посмотрел на небо, откуда огромное, ослепительно яркое светило равнодушно смотрело на землю, где копошились маленькие двуногие букашки. И у каждой были свои мысли, чувства, надежды. Но разве кого-нибудь там, где обитали бессмертные боги, это волновало?
— Ты с ума сошёл, мой мальчик, — прижав к груди голову своего приёмного сына, испугался Аменхотеп, — ты же говоришь о живом боге и его семье. Смирись, сынок, с тем, что случилось, а я попытаюсь восстановить справедливость. Лучше поплачь, тебе станет легче.
— Это они у меня будут плакать кровавыми слезами! — воскликнул Эйе, отталкивая архитектора. — Не унижайся перед ними. Разбитый кувшин уже не склеить. Я иду работать. Теперь от нас зависит, как скоро мы окажемся в столице, а там я добьюсь своего.
Молодой человек твёрдым шагом направился к рабочим, суетящимся вокруг лежащей на боку многометровой статуи фараона. Глаза у Эйе были сухи, в них застыли печаль и ненависть.
— Ты опасный человек, мой мальчик, — пробормотал, глядя ему вслед, Аменхотеп. — Не завидую я тем, кто встанет у тебя на пути!
Громкие крики восторженной толпы, бой барабанов и завывания труб вывели архитектора из задумчивости. Торжественная процессия во главе с фараоном приближалась к храму. Надо было встречать царственных гостей.
4
Фараону очень понравился недостроенный храм. Особенно его впечатлила колоннада главного зала. Она была величественно торжественна и вместе с тем изысканно изящна.
— Да, так у нас ещё не строили, — задумчиво проговорил Тутмос, обходя храм со всех сторон и любуясь им. — Хорошо, что ещё не возведены внешние стены и всё, что есть внутри, видно как на ладони. Эта мощь заставляет вспомнить о божественном, и в то же время во всём разлита тонкая красота. Да, такому храму подобает быть воздвигнутым в столице, а не в глухой провинции.
Одному из самых известных правителей мировой истории — египетскому фараону Рамсесу II Великому (ох. 1311—1224 гг. до н. э.) — посвящён новый роман современного писателя О. Капустина.
Николай Николаевич Муравьёв начал военную службу в чине прапорщика в квартирмейстерском корпусе. Он принимал участие в отечественной войне 1812 года, командовал полком в русско-иранской войне 1826–1828 гг. и бригадой в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., совершал дипломатические поездки в Хиву и Бухару, Египет и Турцию…«Звёздным часом» в жизни Муравьёва стал день 16 ноября 1855 года, когда во время крымской войны русские войска под его командованием, после шестимесячной осады, штурмом взяли город-крепость Карс.О прославленном военачальнике XIX века, генерале от инфантерии Н. Н. Муравьёве-Карском (1794–1866), рассказывает новый роман современного писателя-историка Олега Капустина.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.