Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - [12]
— Я так и знал! — Фараон вскочил со стула и быстро прошёлся широкими шагами по палубе. — Я собрал правителей почти половины Азии, чтобы показать им всё величие моего государства и красоту моей столицы, и вот мои подчинённые выставляют меня, своего повелителя, дураком. Хорош же я буду после того, как пообещал царю страны Нахрайна{44}, царям и князьям страны Ретену, послам Вавилонии, Ассирии и страны хеттов{45}, что они увидят собственными глазами памятник моему деду, великому Тутмосу Третьему, фараону, от одного упоминания о котором по сей день трепещут все страны вокруг нашей империи. И что я теперь скажу своим гостям? — Тутмос приказал через плечо мгновенно появившемуся рядом с ним секретарю: — Немедленно послать мой указ визирю Верхней страны Ментухотепу. Даю всем этим разжиревшим аристократам на подготовку к установке памятника полмесяца. Чтобы всё было готово за это время. Если не выполнят моего приказа, то пусть пеняют на себя.
Фараон походил по палубе и глянул на берег. Там виднелся какой-то небольшой городок. Рядом с ним на холме стоял недостроенный храм.
— Какая красивая колоннада, — проговорил Тутмос. — Пожалуй, я пристану здесь к берегу, осмотрю храм, узнаю, как живут мои подданные в этой глубинке. Весь караван, кроме моей личной охраны, пусть плывёт к Фивам. Позаботьтесь, чтобы моих гостей приняли и разместили получше, — приказал он подчинённым.
Так Тутмос Четвёртый внезапно появился в провинциальном городке. Воспоминания об этом визите передавались местными жителями из поколения в поколение много столетий подряд. Ещё бы, сам фараон ступил на землю Ипу! Но правитель огромной империи и не предполагал, что делает роковой шаг.
3
В то утро, когда нога властителя Египта вступила на берег в городке Ипу, местные жители занимались своими делами, как и всегда каждый будний день. Эйе и Тии осматривали свой новый дом, где работы по ремонту почти были закончены. Архитектор Аменхотеп выполнил обещание, данное приёмному сыну. Он выделил солидную сумму золотом и серебром для покупки молодожёнам дома на берегу реки и домашнего скарба. Даже мать невесты Туйа ни к чему не смогла придраться. Прошло всего десять дней после той злополучной ночи, а молодой человек, давший страшную клятву, уже стал состоятельным домовладельцем и женихом.
— Вот что значит вовремя взять ухажёра за горло, — объясняла произошедшие изменения мамаша. — А то выскользнул бы из рук, как угорь, и был таков. Парни они такие: им бы лишь позабавиться с девицей, а последствия пускай её родители расхлёбывают.
В ответ Тии осуждающе качала головой:
— Как ты можешь так говорить об Эйе? Он мечтал стать моим мужем. Он столько раз это мне говорил.
— Все они мечтают об одном: запудрить мозги вам, дурёхам, и залезть на глупую, поверившую всем этим россказням девчонку. А потом сбежать подальше и побыстрее. Но у нас не побалуешь! — Старшая земного гарема Мина поднимала свой могучий кулак и потрясала им победоносно в воздухе.
— Ты, мамочка, несносна и неисправима! — махала рукой на старшее поколение дочка и шла любоваться своим будущим семейным очагом.
Вот и сегодня она уже рано утром гуляла по небольшому садику рядом с домом, ещё не обнесённом глиняной стеной, и предавалась мечтам о будущей счастливой семейной жизни. Рядом с ней шёл её жених, часто сюда заглядывающий и подгоняющий мастеровых, уже заканчивавших штукатурить строение в нежно-палевые тона и начинавших воздвигать стену из сырцового кирпича вокруг сада и дома. Эйе и его невеста шли по дорожке между только что посаженными тоненькими фиговыми деревцами и пальмами. Вдруг Эйе остановился как вкопанный и с удивлением посмотрел на берег. Тии вздрогнула и тоже уставилась во все глаза на появившуюся процессию. С только что причалившего к городской набережной большого корабля сходили по широким нарядным сходням роскошно одетые люди.
— О боги, это он! — воскликнула Тии, увидев царевича Аменхотепа. — Это он обнимал меня во сне. В жизни он ещё прекраснее.
Молодые люди и не заметили, как оказались на набережной.
— Всем пасть ниц! — закричал срывающимся от волнения голосом главный жрец местного храма Мина и глава администрации города высокий худой Пахери, пробегая мимо них и размахивая посохом.
Но Тии ничего не слышала, пожирая глазами царевича. Аменхотеп же ленивым взглядом скользил по толпе простолюдинов, столпившихся вокруг и в большинстве уже упавших на колени.
Всё было, как всегда. Только, пожалуй, в этой провинциальной дыре слишком много было пыли и мух. Но вдруг царевич забыл обо всём на свете. Он увидел Тии. Она стояла как вкопанная посреди стоявшей на коленях толпы и смотрела прямо на него. Молодой человек был поражён. Такой красоты он ещё не встречал. Голубые глаза, ослепительно белая кожа и великолепное тело, завёрнутое в полупрозрачную льняную тунику. Но тут Пахери увидел, что Тии вызывающе стоит посредине набережной.
— На колени, мерзавка! — закричал жрец и замахнулся на неё позолоченным посохом.
Вот-вот с корабля должен был сойти фараон, и Пахери с благоговейным ужасом ждал этой минуты. Никто не мог испортить ему самого торжественного момента в его жизни!
Одному из самых известных правителей мировой истории — египетскому фараону Рамсесу II Великому (ох. 1311—1224 гг. до н. э.) — посвящён новый роман современного писателя О. Капустина.
Николай Николаевич Муравьёв начал военную службу в чине прапорщика в квартирмейстерском корпусе. Он принимал участие в отечественной войне 1812 года, командовал полком в русско-иранской войне 1826–1828 гг. и бригадой в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., совершал дипломатические поездки в Хиву и Бухару, Египет и Турцию…«Звёздным часом» в жизни Муравьёва стал день 16 ноября 1855 года, когда во время крымской войны русские войска под его командованием, после шестимесячной осады, штурмом взяли город-крепость Карс.О прославленном военачальнике XIX века, генерале от инфантерии Н. Н. Муравьёве-Карском (1794–1866), рассказывает новый роман современного писателя-историка Олега Капустина.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.