Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - [103]
4
Вскоре Нефертити привезли во дворец покойного фараона Тутанхамона. Видно было, что в нём уже вовсю распоряжается новый престарелый хозяин. Старшую царицу провели в окружении военных, громко топающих о мраморный пол ногами, по хорошо ей знакомым комнатам и коридорам и поспешно ввели в малый тронный зал. Там было прохладно и после уличного яркого солнца сумрачно. Солнечные лучи проникали сюда только через резные деревянные решётки на окнах. Разбитые на мелкие, причудливой формы блики лучи скользили по белому полу. Напротив высокой, украшенной пластинами из слоновьих бивней и серебра двери на золотом троне восседал Эйе. Его фигура в пурпурном одеянии занимала только половину трона, словно мальчик забрался в кресло для взрослых.
— А не слишком ли ты рано, Эйе, уселся на трон? — спросила властным и решительным голосом царица.
— Это чтобы ты сразу поняла, кто хозяин положения. А через несколько дней в храме Амона меня провозгласят фараоном. Это дело решённое. Так что смени тон, певичка Атона. Всё, — засмеялся и, потирая сухие ладошки, с явным удовольствием проговорил Эйе, вставая с трона, — твоё время прошло, хотя ты ещё отнюдь не старуха.
В пустом зале с высокими потолками раздалось громкое эхо от зловещего старческого смеха.
— Остановись, Эйе, — проговорила Нефертити и подошла вплотную к бывшему визирю, — ты же умный человек. И ты не можешь не понимать, что добился только временного успеха. А дальше что? Ты стар, в стране авторитетом не пользуешься, наследника мужского пола у тебя нет. Через год, самое большее через два ты или сам умрёшь, или, что скорее всего, Хоремхеб придёт с юга с большим войском и вышибет тебя из этого дворца. Зачем было затевать переворот?
— Ха-ха-ха, — вновь засмеялся Эйе, — ты рассуждаешь, как мужчина, полководец в юбке. Вот из тебя точно вышел бы отличный фараон. Только правильно говорят в народе: «Бодливой корове боги рогов не дают». Ты забываешь, рассуждая о будущем, о притягательнейшей, пусть и ядовитой сладости власти. Да, пусть год-два, но я буду фараоном. А ведь я столько лет как вол пахал на властителей, которые мне по уму, силе воли, знаниям, наконец, в подмётки моих сандалий не годились. Мне всю жизнь приходилось пресмыкаться перед ничтожеством... — Эйе с гримасой отвращения помотал головой. — И ты думаешь, я упущу шанс закончить свою, можно сказать, сказочно сложившуюся жизнь таким великолепным образом? А то, что у меня нет наследника, так ты ошибаешься. Пусть не родной, но он имеется.
— И кто же это?
— Хаемхат, сын Дуафу! Он станет хорошим фараоном, ведь доныне никому и не снилось в нашей стране соединить верховную светскую власть с духовной.
— Я вижу, тебя ничему не научили годы правления моего мужа! — воскликнула Нефертити. — Опять хотите посадить на трон религиозного фанатика. Один пытался насадить огнём и мечом во что бы то ни стало по всей стране веру в своего единственного Атона, и мы все убедились на кровавом опыте, к чему это привело. Теперь другой будет насаждать веру в единственного бога Амона. Таким образом мы подойдём в конце концов к распаду нашей родной страны по берегам Большого Хапи. Ты этого хочешь, старик?
— Я так далеко не заглядываю, — отмахнулся Эйе.
— Ага, после меня будь что будет. Так, что ли? — наступала на него Нефертити.
Эйе сделал шаг назад и чуть не упал на ступеньки к подножию трона.
— Да перестань ты на меня нападать, бешеная баба! — выкрикнул он уже испуганно. — Хочешь, чтобы я добровольно выпустил из рук власть? Нет, не на того напала!
— Да я тебя, мокрица старая, сейчас просто придушу собственными руками, и весь народ мне только спасибо скажет. — Нефертити и вправду схватила Эйе за сухую, всю в складках дряблой кожи, тощую шею и так сдавила её, что тот смог только негромко проверещать:
— Спасите! Спасите же!
Из-за расшитых золотом шпалер, развешанных за троном, мгновенно выскочили два огромных ливийца в синих набедренных повязках и с трудом вырвали бывшего визиря из рук разъярённой женщины.
Старик долго откашливался и наконец проговорил:
— Всего я ожидал От тебя, Нефи, но только не этого. Ведь ты чуть меня не придушила, сумасшедшая баба. Нет, от тебя надо держаться подальше. Я, к сожалению, не могу казнить мать своей будущей жены, но сослать тебя куда-нибудь подальше в моих силах. Иди-ка ты с глаз долой, — махнул он рукой.
— Властолюбие совсем затмило тебе разум, Эйе, — сказала напоследок царица, — ты сам выбрал себе позорную смерть. А я не боюсь умереть и всё равно одержу над тобой победу. Будь ты проклят, старый негодяй!
Нефертити повернулась и, как всегда с гордо поднятой головой, вышла из тронного зала. Вечером царицу под усиленной охраной отправили в один из самых удалённых оазисов западной пустыни.
5
Среди красновато-жёлтых просторов каменистой пустыни в небольшом оазисе, расположившемся вокруг нескольких источников и глубоких колодцев с холодной чистой пресной водой, под сенью финиковых пальм и смокв Нефертити вдруг неожиданно для себя обрела покой. Она хорошо понимала, что её жизнь на исходе. Мерзкий старик Эйе, конечно же, постарается утянуть и её с собой в загробный мир, как только поймёт, что проиграл в схватке за власть с Хоремхебом. Нефи знала, её будущий убийца уже ходит, возможно, где-то рядом. Он среди слуг или военных, которые охраняют маленькую глинобитную крепость, возведённую на границе оазиса и пустыни. И он выполнит приказ фараона беспрекословно.
Одному из самых известных правителей мировой истории — египетскому фараону Рамсесу II Великому (ох. 1311—1224 гг. до н. э.) — посвящён новый роман современного писателя О. Капустина.
Николай Николаевич Муравьёв начал военную службу в чине прапорщика в квартирмейстерском корпусе. Он принимал участие в отечественной войне 1812 года, командовал полком в русско-иранской войне 1826–1828 гг. и бригадой в русско-турецкой войне 1828–1829 гг., совершал дипломатические поездки в Хиву и Бухару, Египет и Турцию…«Звёздным часом» в жизни Муравьёва стал день 16 ноября 1855 года, когда во время крымской войны русские войска под его командованием, после шестимесячной осады, штурмом взяли город-крепость Карс.О прославленном военачальнике XIX века, генерале от инфантерии Н. Н. Муравьёве-Карском (1794–1866), рассказывает новый роман современного писателя-историка Олега Капустина.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.