Неферт - [9]

— А, не хочу… Езжай без меня, — поравнявшись с Неферт, Нахт улыбнулся ей одними глазами, показывая этим, что должен проводить гостя. — А что касается Яхи, то пусть прохладится горным снежком, так ей можешь и передать. Я не люблю, чтобы женщины о себе напоминали.

— Положим, это я знаю. Но клянусь Бесом, такими женщинами, как танцовщица Яхи, все же не бросаются. Или ты нашел что-нибудь поинтереснее?

— А уж это не твоего ума дело, — в удаляющемся голосе Нахта неуловимо проскользнула такая нотка, что Неферт не позавидовала его собеседнику.

Вскоре со стороны верхних ворот послышался грохот отъезжающей колесницы.

Танцовщица Яхи… Неферт доводилось слышать это имя от взрослых, посещавших пиры в Великом Доме: это было имя исполнительницы главной роли в танце «ветер». «Врывающаяся, как огненное дыхание Сетха», «жгучая», «легкая, как языки пламени»… И сейчас эта женщина хочет танцевать не для иностранных послов, а для Нахта… Для Нахта!

— Эй, змейка, ты где?

— Нигде, — ответила Неферт, глубже отступая в темноту.

— Выползай и не шипи.

— А почему тебя так зовут на этот пир?

— Мало ли куда меня зовут. Так ты остаешься в этих кустах? Тогда я пошел.

— Погоди! — Неферт выбежала навстречу брату. Сердце ее, как всегда, радостно екнуло, когда знакомые сильные руки на мгновение подняли ее в воздух. В конце концов, он ведь не поехал к этой Яхи! И вообще ему нет никакого дела до нее вместе с ее танцами!

— А кто этот гость, который приезжал тебя звать? — спросила она еще чуть-чуть сердито.

— Амени? Разве ты его не знаешь? Он же приятель нашего соседа, казначея Сети, стало быть — двоюродный брат твоего приятеля Инери.

— Моего приятеля?! — Неферт в гневе топнула ногой. — Никакой он мне не приятель!

— Неужто? Вы довольно забавно играли вместе, когда вам было года по три. Раздружились?

— Очень мне нужно с ним дружить! Я его просто ненавижу, я его так ненавижу, что готова выцарапать ему глаза! И он меня — тоже! Он говорит мне всякие гадости и швыряется в меня камнями! Очень больно!

— Так я ему уши надеру. Завтра же, — жестко сказал Нахт.

Неферт на мгновение увидела перед собой смуглое лицо Инери — и невольно удивилась впервые подмеченной ей странности, которая была в этом лице. Его светло-серые глаза казались такими холодными, словно их подернула изнутри изморозь, а слишком пухлые для мальчика, капризно вырезанные губы словно источали темно-багряный жар. Холод и жар — черты лица Инери соединяли их в единое целое.

— Нет, Нахт, — сказала Неферт с удивившей ее самое уверенностью. — Инери невозможно надрать уши.

— Так уж и невозможно?

— Понимаешь… — Неферт задумчиво прочертила на песке дорожки полоску носком сандалии. — Ты такой могучий, а он всего лишь мальчишка. Но если ты схватишь его за ухо, он, несмотря на это, на тебя бросится. Изо всех сил. И тогда уж тебе придется очень сильно его ударить.

— Ну, это необязательно, — Нахт улыбнулся. — Но если так, ты права. Кстати, из него может выйти толк. Но тогда ты от него держись подальше, ладно?

— Уж в этом не сомневайся! А выйдет из него толк или нет — мне нет никакого дела. А этот Амени — твой друг?

— Да нет, школьный приятель.

— Твои друзья — в песках?

— Странная ты змейка, спрашиваешь вещи, над которыми я сроду не задумывался… У меня нет друзей.

— Нет друзей? Почему?

— Не знаю, змейка. Как-то они никогда, вероятно, мне не были нужны. Да, не были: если мне что-то бывает нужно, то я хочу это получить и получаю. У меня нет только того, в чем я не нуждаюсь.

— Нахт, но ведь тебя все любят.

— Да, все — кто не ненавидит.

— Но я же не про врагов! Тебя любят везде, где ты появляешься… Стоит тебе только появиться…

— Меня все любят, змейка. Но видишь ли — я никого не люблю.

— Никого?

— Змейка, до очень недавнего времени я вообще не знал, как это делается.

— Я не понимаю…

— Ты знаешь игру в нарды, змейка?

— Да.

— Люди для меня всегда были и будут пешками нард. Любить я не умею, как не умею летать. Глупая девочка, когда я встретил тебя, мне показалось, что я схожу с ума: боль, нежность, забота… Летать мне было бы проще.

— Ведь ты меня любишь, Нахт?

— Змейка, я хотел бы сейчас поцеловать ремешки твоих маленьких сандалий.

— Так почему ты этого не делаешь?

— Потому, что ты еще очень маленькая змейка.

VIII

— Миура!

Кошка, гревшаяся на солнце шагах в тридцати от Неферт, казалось, ничего не услышала и тут же шмыгнула в лиловые заросли ирисов.

— Миура, постой! Мне очень-очень нужно с тобой поговорить!

— Ребенок Неферт!

Ну конечно! Только у Суб-Арефа есть это препротивное свойство появляться как из-под земли в самых неподходящих обстоятельствах!

— Я с сожалением вижу, что ты вновь преследуешь священное животное, гоняясь за ним с несомненно предосудительной целью схватить его и таскать на руках, как если бы оно являлось твоей куклой!

— Я вовсе не собираюсь таскать Миуру на руках! — воскликнула Неферт. — И вообще, эта кошка говорит! — Неферт тут же пожалела о сказанных сгоряча словах: сейчас Суб-Ареф разразится длинным-длинным нравоучением о том, что ложь является худшим из пороков, а бессмысленная ложь вдобавок не приносит никакой пользы.

— Ну и что из этого? — с большими раздражением спросил старший писец. — Разумеется, говорит, и с моей точки зрения говорит много лишнего. Кроме того, когда мы учились вместе в школе, у этой кошки была отвратительная привычка нарочно опрокидывать хвостом мой кувшинчик с толченой сажей прямо на папирус.