Недоумок - [44]

Сегодня он свою прогулку отложил, потому что к завтраку ожидался приезд гостей.

Они с женой волновались, это было настоящим событием в их жизни — русские родственники из Германии!

С утра граф пребывал в приподнятом настроении, одет по последней моде, в легкий итальянский пиджак, вместо галстука шелковый шейный платок, Ирэн в очень скромном и очень дорогом платьице от Диора хлопотала вокруг стола. Сергей Сергеевич, сидя в глубоком кресле, просматривал кипу газет и как бы машинально тихонечко напевал: «Бойтесь женщин, бойтесь женщин, господа, ведь у них между ног есть п…а. Ха, ха, ха…»

— Фи, Серж! Я умоляю Вас, оставьте эти армейские шуточки. Подумайте, что сейчас к нам придет молодая, скромная пара, а Вы настроены несерьезно и несете черт знает что!

Граф своего фривольного настроения совсем не стеснялся, впрочем, так же как и философского безделья. Он гордился своими прошлыми победами на сердечной ниве. А разные словечки и шутки он обычно отпускал, находясь в бездумно-радужном настроении. Неожиданное появление родственников всколыхнуло эмоции.

— Ирэн, душка, не обращайте на меня внимания. Я волнуюсь… плесните-ка мне немного виски со льдом.

* * *

Они появились на пороге квартиры, как два побитых градом котенка. Они втекли в уют, тепло и достаток. Им сразу все понравилось.

«Слушай, я ошалела. Мы где? В раю? — незаметно зашептала Мирочка. — А сколько красивых вещей. Как в музее!» Описывать ее представление о рае не стоит, он состоял всего лишь из богатства, чистоты и ласки старичков, но это было полной неожиданностью. Можно было ожидать каких угодно родственников, но не таких!

Поначалу было непонятно, как себя вести, куда сесть, нужно ли разуваться. Оказывается, в таком доме это не принято, хозяйка сказала, что у них не в мечети, повела в гостиную, навстречу поднялся очень симпатичный старикашка со стаканом в руке. Восторги, объятия, приветливые слова, их усадили на роскошный диван, и они утонули в шелковых подушках.

— А почему, позвольте спросить, Вас зовут Шурик? — со смешным картавым акцентом обратился к ним граф. — Это что за имя?

— Ну так это от Александра, Саши… Меня так с детства кличут. Бабуля московская и дед меня всегда Шуриком называли. Говорили, что это нежнее, чем Александр. А еще они мечтали всегда о внучке, хотя у них есть одна, ее Ланочкой зовут, но потом с ней одна история вышла… — Тут Мира сильно надавила каблуком на его ногу, и он понял, что дальше лучше не продолжать.

— Как странно, а мне тоже нравится имя Александр. В этом есть нечто воинственное, мужественное. Ведь и у французов есть такое же имя, — Ирэн хлопотала вокруг апперитивного столика и с нежностью поглядывала на застенчивую парочку. — А тепер, Серж, мы должны выпить шампанского в честь нашего знакомства и восссоединения семей!

Шура залпом опрокинул бокал. На голодный желудок и после ночного перепоя кислая французская» шампуза» ударила в голову. Стало приятно, будто Боженька босыми ножками пробежал по душе.

Разговаривать было трудно, да и не о чем. Он вспомнил, как много лет назад приехал к отцу в Ленинград и совершенно не понимал их языка, а тем более разных заумных тем. Вот и теперь ему было неловко в присутствии этих старичков. Может, оттого, что эти «осколки» с акцентом говорят? Хотя нет, что-то тут другое. Таких людей он видел впервые: вроде бы и русские, а на самом деле иностранцы, жесты и манеры, как во МХАТе, держатся не надменно, а просто, как наши интеллигенты, обставлена квартира, как в Эрмитаже, а у тех все венгерские гарнитуры да рухлядь с книгами. Интересно будет с Мирочкой все это обсудить.

Уже за огромным обеденным столом он рассказывал об отце — только хорошее, о бабке — только положительное, о своей творческой судьбе — только несчастное. Мирочка прибавила к рассказам ужасы выезда из СССР, отравление, унижения, рабский труд и прозябание в низших эмигрантских кругах Германии и… Израиля. Старички всему удивлялись, особенно когда услышали рассказы о бедности, они в этих странах бывали, ездили на вагнеровские оперы в Германию, а совсем недавно посетили Израиль и с восторгом вспоминали о поездке. Мира-Шура пучили глаза и не могли понять, как можно восхищаться немчурой и государством Израиль.

Потом, уже за десертом, выясняли родословную, каким боком-припеком Шурина семья связана с графом Б. По фотографиям из альбома это было трудно понять, фамилия отца подходила к одному из дальних родственников, который остался в России, не успел эмигрировать, был арестован (по доносу) и расстрелян. Шура смутно помнил разговоры в семье о том, как его бабка от страха и партийности донесла на своего мужа. Отца иногда совесть мучила, но он старался об этой истории особенно не распространяться, так что подробностей Шура не знал, а сейчас о таком позоре лучше было не вспоминать. Нужно поднести его семью как героически знаменитую и абсолютно лояльную, но Шура не знал, как это сделать, а потому, рассматривая альбомы с пожелтевшими фотографиями, мучительно соображал, как произвести хорошее впечатление на стариков. Мирочка тоже старалась изо всех сил — мурлыкала, шептала, скромно опускала глаза, нежно гладила по руке графа, улыбалась Ирэн и помогала убирать со стола прислуге.