Недостойный - [8]

Шрифт
Интервал

Мари появилась из-за угла босиком, держа в руке туфли на высоких каблуках. Зеленые глаза, длинные золотисто-каштановые волосы…

Мы шли молча по пустой улице дез Эколь. На бульваре Сен-Мишель Мари, босая, со смехом перебежала дорогу на красный свет, оставив меня дожидаться на углу. И я смотрел на нее с другой стороны — она протягивала ко мне руки, туфли болтались у нее на пальцах.

— Давай! — кричала Мари, приплясывая на тротуаре. — Скорей!

Когда машины проехали, я пересек бульвар.

— Идем. — Она взяла меня за руку.

Здесь, на более темных улицах позади Медицинской школы, рядом с закрытыми на ночь кинотеатрами, было безопаснее. Мари положила мою руку себе на плечи.

— Мне холодно, — прошептала она.

Я обнял ее. На улице Антуана Дюбуа она толкнула меня к стене и поцеловала восхитительно теплыми губами. Мгновение девушка действовала медленно и вяло, а в следующий миг воспламенилась, ее рука оказалась у меня между ног.

И тут Мари вновь остановилась и ругнулась:

— Putain![6] Ты сводишь меня с ума.

Она отстранилась, дошла до лестницы за памятником Вюльпиану и села на ступеньки. Я смотрел, как очаровательная бестия оперлась на локти, поставив босые ноги на холодный камень. С улицы Месье-ле-Пренс спустилась по лестнице пара. Я ждал в тени, пока они пройдут. А потом подошел к Мари. Она усадила меня рядом и снова стала целовать теплыми губами.

— Я не могу, — пробормотала Мари. — Послушайте, мистер Силвер, мне, правда, очень жаль, но я не могу сделать это сейчас. Не потому что не хочу. Нет, я очень хочу. Любая девчонка в школе все на свете отдала бы, чтобы оказаться сейчас на моем месте, но момент неподходящий, понимаете? У меня сейчас месячные, и мне кажется, если мы собираемся это сделать, то лучше, если это произойдет… правильно. Вы понимаете?

Она посмотрела на меня, с размазанной красной помадой на губах, и сказала, что, пожалуй, пойдет, что ей лучше вернуться к подруге. «В следующий раз, — сказала она. — В следующий раз мы все сделаем как надо». Она покажет мне, на что способна и как сильно этого хочет. Мари наклонилась ко мне, дохнув сладкой жевательной резинкой, которую сунула в рот.

— На будущий год, мистер Силвер. — Мари пошла, а я остался сидеть на ступеньках, глядя ей вслед. — Пока, мистер Силвер, — пропела она, размахивая обеими руками и кружась по улице, пока не исчезла за углом.

Мари, 25 лет

Я толком и не знала, кто этот мужик. То есть в начале предпоследнего года его имя ничего мне не говорило. Ну, разве что имя я знала. Да и то не уверена. Короче, знакома я с ним не была. И что еще важнее, мне было все равно.

Есть ученики, которые интересуются учителями, действительно их уважают или влюбляются в них. Ищут, скажем, в сети своего математика и выясняют, что у него есть своя тайная жизнь и все такое. Их поражает, что учитель может прийти домой, принять душ, выпить пива, пойти на вечеринку, влюбиться. Но мне это безразлично. Потому, может, что я не вижу тут никакой тайны. Не нахожу в этом ничего удивительного.

Одни учителя тебе нравятся, другие — нет. Они нам как родители или старшие сестры и братья. В общем, похожи на нас. И здорово похожи, если вдуматься.

А некоторые из этих учителей… Я хочу сказать, они говорят только на одном языке. Даже не разговаривают по-французски. До Франции никогда не жили ни в каких других странах. А очень многие из нас до Парижа жили в трех, четырех, пяти других городах. И большинство из нас говорило по крайней мере на двух языках. Причем безупречно. Поэтому что мне за дело, если какой-то парень из Небраски каждый вечер возвращается домой и выпивает?

Мы ежедневно приходили в одно и то же место. У всех у нас свои проблемы, предпочтения, таланты и неудачи. Мы были частью жизни друг друга.

В свой предпоследний год я чувствовала себя несчастной, одинокой, усталой и все мне надоело. Хотелось сбежать. Из МФШ, из Парижа, из Франции.

Я просыпалась в 5.45, пила кофе, может, что-то съедала, принимала душ, а затем, стоя перед зеркалом, намазывалась лосьоном, испытывая к своему телу отвращение и соображая, что бы такое надеть. Я одевалась, ненавидя свой выбор, каким бы он ни был. Сушила волосы, расчесывала их и красилась. Потом звонила Ариэль, чтобы убедиться, что мы надели разные вещи.

Когда я спускалась, мама находилась на кухне: обычно стояла у рабочего стола и пила кофе. Мы почти не разговаривали. Я говорила «bonjour, maman»[7] и притворялась, будто ищу что-то в рюкзаке, а она, если вообще открывала рот, высказывалась, только если ей не нравились мои туфли.

В 6.45 я выходила из дома и шла на автобусную остановку. Мы жили на востоке, в пригороде Парижа, рядом со школой в Сен-Мандэ, в красивом доме как раз напротив леса. Из моего окна видна была только зелень. Мой отец служил вице-президентом в компании, производящей разные емкости: пакеты для сока, для молока, бутылки для воды, стаканчики для йогурта.

Путь до остановки занимал пятнадцать минут, и все это время я разговаривала по телефону с Ариэль. Она была моей лучшей подругой. Я ее ненавидела. В этом заключалась одна из странностей того времени. Ты проводишь все время с людьми, которых презираешь. Даже после всего, что случилось с Колином, после того, как он со мной обращался, что заставлял меня делать, Ариэль я, без сомнения, ненавидела больше. Невозможно представить ненависть более жгучую, более чистую.


Рекомендуем почитать
Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Рождественская шкатулка

Молодая семья Эвансов, поселившаяся по объявлению в старинном особняке богатой вдовы Мэрианн Паркин, обнаруживает в новом для себя месте множество удивительных вещей. Древние экземпляры Библии, картины в дорогих рамах, шкатулку с таинственными письмами неизвестному адресату. Дело происходит под Рождество. Ричард, Кери и их четырехлетняя дочь Дженна вместе с хозяйкой дома готовятся встретить праздник, как вдруг происходит страшное — Мэрианн умирает. Но перед смертью она открывает Эвансам великую тайну, перед которой меркнет даже горечь утраты…Эту повесть Ричард Пол Эванс написал исключительно для себя, своей семьи и круга своих друзей.


Время прощать

Четыре очень разные женщины…Когда-то их объединила трагедия, но потом они пошли разными путями, став совершенно чужими друг другу людьми.У каждой свои проблемы: карьера, личная жизнь, дети…Но однажды они снова соберутся в маленькой гостинице у моря – соберутся, чтобы поддержать друг друга перед лицом новой беды, чтобы смотреть и обсуждать старые фильмы, заново открывая себя, делясь разочарованиями, мечтами и надеждами… И вновь стать семьей?..В конце концов, разве семья – не главное, что есть в жизни?..


Отпуск с папой

Что нужно сделать женщине, чтобы испортить отпуск на море?Согласиться, чтобы компанию ей составил собственный отец.Он стар, у него ужасный характер, кипучая энергия, железобетонная уверенность, что он все знает лучше всех, и манера обращаться с дочерью так, будто она – девчонка-подросток, нуждающаяся в постоянном контроле.В результате походы на пляж сменяются бесконечной рутиной, каждую сигаретку приходится выкуривать тайком, а бурный роман с мужчиной ее мечты обращается в фарс. Почему? Просто папаша вбил себе в голову, что обаятельный поклонник дочери – брачный аферист.


Танец судьбы

Книга об утраченных иллюзиях — и вновь обретенных надеждах.Книга о жестокой вражде — и настоящей дружбе.Но прежде всего — книга о любви и вдохновении!...Танцует над обрывом девочка, пережившая трагедию и еще не знающая, радость или печаль ждут ее в будущем, — и восхищенно зарисовывает каждое ее движение молодая художница, даже не подозревающая, что жизнь, которую она считает разбитой, только начинается.Никогда не поздно начать сначала.Понять. Простить. Почувствовать вновь.