Недостойные знатные дамы - [19]

– Моя подруга?! – возмутилась Мария-Антуанетта, прочтя написанное. – Я не знаю женщины с таким именем! И потом, я умею выбирать себе друзей.

– С этим трудно согласиться, глядя на окружение вашего величества, – обронил кардинал, и Мария-Антуанетта покраснела от гнева.

Вмешался король:

– Где сейчас эта Ла Мотт?

– Полагаю, что у себя, сир. В Бар-сюр-Об.

– Ожерелье у вас?

– Нет, сир. В присутствии мадам де Ла Мотт я передал его курьеру королевы, которого видел впервые.

– А где письма, которые вам писала королева?

– Сир… Теперь я понимаю, что они были подделаны.

– Еще бы они были не подделаны! – возмущенно воскликнул король. – Мне придется как следует во всем разобраться.

Воцарилась тишина. Внезапно представив себе, что может случиться, если письма будут обнаружены, кардинал пришел в ужас и с достоинством произнес:

– Ваше величество, эта история не должна просочиться за пределы вашего кабинета. Речь идет об ожерелье, оплату которого я гарантировал своей подписью. Никогда еще никто из Роганов не отказывался от своей подписи! Я заплачу.

Но тут вмешалась королева. Дрожащим от гнева голосом она заявила:

– А я, сударь, желаю полной ясности и требую правосудия! Я не позволю делать из меня пешку в чужой игре!

– Сударыня, заклинаю вас, опомнитесь! – воскликнул несчастный прелат. – Если начнется процесс, могут всплыть нежелательные подробности…

– Как? Вы смеете давать мне советы – мне?! О сударь!

Презрение королевы вывело кардинала из себя:

– Род Роганов, сударыня, значительно древнее рода Габсбургов! – Он смерил королеву надменным взором, поскольку теперь видел в этой женщине всего лишь презренную кокетку.

Король приказал кардиналу покинуть кабинет, и, пока тот шел к двери, заявил, что намеревается исполнить свой долг короля и супруга…

Способ, избранный королем для исполнения этого долга, потряс всех. Когда кардинал, направляясь в часовню, проходил через Зеркальную галерею, раздался торжествующий голос барона де Бретея:

– Арестуйте господина кардинала!

Прелат закрыл глаза. Случилось самое худшее. Толпа расступилась, и стражники окружили его. Однако прежде чем сесть в экипаж, который должен был доставить его в Бастилию, кардинал нашел способ нацарапать записку для своего секретаря, аббата Жоржеля. В этой записке он приказывал сжечь все бумаги, лежавшие в красной шкатулке. Таким образом, ценой собственной безопасности узник пытался спасти честь королевы…

18 августа в Бар-ле-Дюк была арестована Жанна де Ла Мотт – она намеревалась как можно скорее покинуть Францию, но не успела этого сделать. Пока ее везли в Бастилию, она кусалась и царапалась, словно тигрица, при этом обвиняя Калиостро и его жену в том, что они украли у нее ожерелье. Калиостро и его жена также были арестованы – равно как Николь Легэ и Рето де Виллет. И только уехавший в Лондон граф Ла Мотт остался вне досягаемости французской полиции.

Процесс, ведение которого было поручено парламенту, длился несколько месяцев и вызвал бурю страстей. Версаль направил судьям меморандум, где было указано, какому наказанию желательно подвергнуть каждого из виновников; разумеется, самые суровые кары предназначались для кардинала. Но 31 мая 1786 года парламент, который всегда был враждебен двору, после голосования вынес свой вердикт. Кардинал де Роган и Калиостро были оправданы, Николь Легэ, родившая в тюрьме ребенка, была объявлена «непричастной к делу», граф де Ла Мотт был заочно приговорен к галерам, а Рето де Виллета, фальсификатора, виновного в оскорблении величеств, которого следовало бы повесить, обрекли на… ссылку.

Самая суровая кара выпала на долю Жанны де Ла Мотт. Она была приговорена к публичному наказанию кнутом, потом ее должны были заклеймить раскаленным железом, поставив на обоих плечах букву «В» – «воровка», и навечно заключить в тюрьму Сальпетриер.

Уже через несколько часов под улюлюканье толпы Жанну подвергли бичеванию на площади. Однако освобожденная от цепей авантюристка столь яростно отбивалась от державших ее палачей, что наказание так и не сумели довести до конца. Изрыгая проклятия, она в неистовстве вопила:

– Мне стоило только слово сказать, и я бы погубила королеву!

После того как Жанну заклеймили раскаленным железом, она потеряла сознание, и ее отнесли в Сальпетриер на руках.

Впрочем, в тюрьме для графини де Ла Мотт определили вполне щадящий режим. Стало хорошим тоном навещать ее, но однажды, когда в тюрьму явилась подруга королевы принцесса де Ламбаль, узница заявила, что «ее не приговаривали принимать подобных посетителей»…

Через два года Жанна без особого труда бежала из тюрьмы вместе с женщиной, которой было поручено за ней присматривать, и, прибыв в Лондон, сразу же засела за писание мемуаров. Умерла она в Лондоне 23 августа 1791 года, выбросившись из окна. Причины, побудившие ее на такой поступок, неизвестны.

Разумеется, решение парламента, преисполнившее радостью парижан, было воспринято в Версале как оскорбление. По просьбе королевы Людовик XVI лично подписал приказ о высылке из Франции Калиостро, а кардинала де Рогана сослал в аббатство Шез-Дье.

В 1788 году кардиналу было разрешено вернуться из ссылки; он отправился сначала в свой замок Саверн, а затем эмигрировал на другой берег Рейна.