Недостаточно мертв - [13]

На моих часах было 7:45. Я вошёл в «Риц» и послал телеграмму мисс Лидс от имени Роя Дугласа с просьбой присматривать за голубями. Мне хотелось оказаться на Тридцать пятой улице как можно скорее, потому что я не знал, найдёт ли полиция записку, адресованную мною Энн, сразу же, как появится на Барнум-стрит, или несколько часов спустя, когда убитую будут вскрывать. Следовало быть дома, когда зазвонит телефон или появится первый же посетитель. Но прежде предстояло выполнить ещё одну задачу. В конце концов Рой Дуглас был женихом Энн, и, хотя казалось невероятным, что он достаточно хладнокровен, чтобы сидеть и болтать со мною насчёт голубей после того, как он убил свою возлюбленную, я обязан был проверить все факты, чтобы не оказаться полным болваном. Поэтому я снова вернулся к телефону и телефонному справочнику.

На всё это у меня ушло сорок пять минут. Сначала я позвонил в национальную лигу голубеводства в надежде, что кто-нибудь задержался на работе, но в ответ услышал лишь гудки. Тогда, просмотрев предварительно несколько газет и отыскав в «Геральд Трибюн» имя президента лиги и его адрес — он жил в Маунт-Киско, — я позвонил ему, но он оказался в Цинциннати. Тем не менее его жена назвала мне секретаршу лиги и её адрес. Я разыскал её в Бруклине, но её, как выяснилось, всю вторую половину дня не было в офисе, поскольку она ездила на какое-то собрание. Из последних сил я уговорил её назвать другую женщину, которая была на месте. Мне повезло: та оказалась дома, по-видимому, скучала и была рада поговорить со мной. Её письменный стол находился рядом со столом, за которым работала Энн Эймори, и ушли они из офиса вместе, сразу после пяти. Рой появился у Ниро Вулфа в 16.55, то есть раньше, чем ушла домой Энн. Приятно было узнать, что я не сунул сотню в руки убийцы для поездки за город.

На такси я добрался до Тридцать пятой улицы, остановившись по дороге, чтобы купить пару сэндвичей и бутылку молока. В доме царила полная тишина, все, выключив свет, легли спать. Я на цыпочках добрался до кухни, не зажигая света, нашёл стакан и устроился ужинать на верхней ступеньке крыльца. Всё шло как по маслу.

Сэндвичи оказались вполне съедобными. Время ползло, мне стало холодно. Я не хотел ходить по крыльцу или по тротуару, потому что Фриц спал в подвале, а я не знал, насколько крепко он спит после тренировок, поэтому я встал и помахал руками, чтобы кровь бежала быстрее. Затем снова уселся на пороге. Я посмотрел на часы: 22.40. Целую вечность спустя я опять посмотрел на часы: 22.55. Раньше я боялся, что кто-нибудь из патрульных с самого начала обнаружит записку, не дав мне утолить голод, а теперь забеспокоился, не отложит ли их лаборатория вскрытие до утра и не придётся ли мне в таком случае всю ночь провести на улице. Я снова встал и помахал руками.

Почти в полночь на улице появилась полицейская машина, которая остановилась перед нашим домом. Из неё вылез человек. Не успел он ступить на тротуар, как я его узнал. Это был сержант Стеббинс из уголовки. Он пересёк тротуар и стал подниматься по ступенькам, но, увидев меня, остановился.

— Привет, Пэрли, — бодро поздоровался я. — Не спится?

— Кто вы такой? — грозно спросил он, но, приглядевшись, опешил: — Чёрт побери, не узнал тебя в форме! Когда ты приехал?

— Вчера днём. Как поживает преступный мир?

— Нормально. Что скажешь, если мы войдём и немного побеседуем?

— Извини, нельзя. И говори потише. Они все спят. Я вышел подышать свежим воздухом. Рад тебя видеть.

— Ага. Только мне хочется задать тебе несколько вопросов.

— Давай.

— Например, когда ты в последний раз видел Энн Эймори?

— О господи! — с грустью произнёс я. — Опять то же самое. Задаешь мне вопрос, на который я нынче не могу ответить. Сегодня я не отвечаю на вопросы, касающиеся девушки, которую зовут Энн.

— Глупости! — пророкотал он басом, который время от времени мне доводилось слышать в течение последних десяти лет. — Я не расположен шутить. Тебе известно, что она умерла? Убита?

— Ни в коем случае, Пэрли.

— Её убили. Ты прекрасно знаешь, что обязан говорить.

— В каком качестве? — усмехнулся я.

— Для начала в качестве свидетеля. Говори, иначе я возьму тебя с собой, и там уже буду говорить я.

— Хочешь сказать, что арестуешь меня как свидетеля?

— Именно так.

— Давай. Впервые я подвергнусь аресту в городе Нью-Йорке. Давай, давай!

— Чёрт побери, Арчи! — зарычал он. — Не валяй дурака! В этой форме? Ты офицер, верно?

— Да. Майор Гудвин. Ты не отдал мне честь.

— Ладно. Ради бога…

— Не уговаривай. Относительно Энн Эймори я рта не раскрою.

— Как хочешь, — сказал он. — Я всегда считал, что ты с приветом. Ты арестован. Садись в машину.

Я так и сделал.

Мне предстояло выполнить ещё одно небольшое дело прежде, чем предоставить судьбе распорядиться событиями. Прибыв на Сентер-стрит, я потребовал осуществить своё право на один телефонный звонок. Я связался со знакомым адвокатом, которого вытащил из постели, и поведал ему несколько фактов для Билла Прэтта из «Курьера». В 3.45 ночи после того, как я провёл три часа в компании инспектора Кремера, двух лейтенантов, нескольких сержантов и прочих подонков, не произнеся ни слова насчёт жизни и смерти Энн Эймори, меня посадили в камеру новой городской тюрьмы, которая внутри была далеко не столь роскошна, как снаружи.