Недоразумение - [30]

— Я не хочу, чтобы какие-то вещи могли выдать присутствие в доме четвертого человека… Помилуйте, дорогая Жильберта, вы, насколько мне помнится, были прежде куда сообразительней. Подумайте сами! Наши посетители обязательно узнают в агентстве, что на вилле нас только трое. Надо, чтобы моя спальня имела вид пустующей в настоящее время комнаты для гостей. Мои личные вещи будут заперты на ключ в шкафу…

— И вы собираетесь спать здесь! — воскликнула я.

— Бог мой! — сказал он. — В этом не было бы ничего неприличного. Но успокойтесь. Я, с вашего разрешения, проскользну в вашу спальню, лишь когда посетители ее осмотрят… Никто не заподозрит, что я существую. После семи часов все будет как и прежде… Вы удовлетворены?.. Теперь, если вы непременно хотите пощадить нашего юного артиста, скажите об этом откровенно! И поскольку я молчала, он осторожно присел на мою кровать.

— Я всегда считал, дорогая Жильберта, — сказал он уставшим голосом, — что вы мужественная женщина. Одно ваше слово — и, клянусь вам, Кристен тут же покинет дом. Вы имеете право сделать выбор… Но, быть может, вы тоже вынесли мне приговор?.. Нет?.. Благодарю вас, Жильберта.

Он встал, мимоходом потрепал меня по щеке и вышел. Вот каков он. Всего несколько секунд на размышление — не успеваешь даже подготовить ответ. Он уже все продумал за вас. Он принял решение, которое вы всей душой отвергаете. Да еще говорит, что уважает вас за сильный характер. В сущности… В сущности, я думаю, он просто издевается… Он явно лжет, а глаза, рот, лицо выражают искренность. Почему бы и мне не вести с ним ту же игру? Жак уедет, но тогда, когда этого захочу я, одна я!

7 августа — 11 часов

Телефонный звонок из агентства. Франк уже взял трубку, когда я подошла. Жак, увидев меня, нашел уж не знаю какой предлог, чтобы остаться. При первых же словах он насторожился.

— Как вы его назвали? — спросил Франк. — Боше?.. Но мне кажется, вы говорили «Боржер»?.. Ах, это другой покупатель… Повторите, пожалуйста, имя… Франсуа Боше? Жак подошел поближе.

— Спросите его, — прошептал он, — не импресарио ли он.

— Алло, — сказал Франк. — Мне кажется, есть импресарио, которого так зовут… Ах, это он… Очень хорошо, спасибо… Пусть приезжает, когда хочет… В два часа?.. Прекрасно. Он повесил трубку.

— Вы его знаете?

— Его все знают, — сказал Жак. — Вы никогда не слышали о нем, Жильберта? Я забыла ответить. Жак не мог усидеть на месте.

— Представьте себе только, — говорил он, — Боше в этом доме!

Он вспомнил вдруг, что он страдающий амнезией Поль де Баер и что ему следует сдержать свое возбуждение. На какое-то мгновение он успел позабыть, что играет здесь чужую роль. Не знаю, помнил ли он еще, что любит меня. Он был так поглощен своей страстью к музыке, и теперь настала моя очередь загрустить, почувствовать себя обиженной. Он даже не попытался удержать меня. Я слышу, как он играет, как умеет играть, когда хочет привлечь к себе внимание. Чего ждет он от этой встречи с Боше? Теперь эта мысль мучит меня. Неужели я бы предпочла, чтобы первым посетителем был тот, «другой», которого так опасается Мартен? Но, как это ни глупо, мне тяжело. Каким тоном он сказал мне: «Представьте себе только, Боше в этом доме!» Все остальное было словно сметено ураганом. Нас больше не существовало. Когда Мартен вспоминал Бразилию, голос у него дрожал точно так же; для них всегда существует другая любовь, кроме обычной любви. Пусть уезжает, Боже мой, пусть вырвется отсюда, но благодаря мне.

9 часов вечера

Мне нужно подвести итог, записать во всех подробностях все, что произошло сегодня после обеда. Меня одолевают всевозможные страхи, и я уже просто не способна рассуждать. Жизнь моя полна противоречивых и непоследовательных поступков.

Боше приехал в половине третьего. Дверь ему открыл Жак. Франк, видимо, здорово его проинструктировал, потому что он был еще больше де Баер, чем обычно. Боше — толстяк, небрежно одетый, с черными глазами навыкате, нетерпеливый, страдающий одышкой, от него пахнет погасшей трубкой. Человек он очень светский, из тех, кто вечно торопится. Почтительно поклонившись мне на крыльце, он осмотрел парк и виллу с одобрительным видом и сразу же ввел нас в курс дела. Сам он не является покупателем, покупатель — Борис Проковский, знаменитый пианист.

— Борису нравятся эти места, — пояснил Боше, очень раскатисто произнося «р». (Я за свою жизнь видела немало эмигрантов и сразу догадалась, что он швед.) — Борис очаровательный малый… Вы его знаете?..

— Я сама играю на рояле, в свободное время, — сказала я. А муж мой играет на скрипке.

— Вот как, чудесно.

Но я тут же заметила, что Боше инстинктивно замкнулся. Должно быть, он опасается любителей. Он по-хозяйски вошел в вестибюль. Я наблюдала за Жаком. Он был смущен, чрезмерно предупредителен. Я бы предпочла, чтоб он вел себя более сдержанно. Я дала Боше нужные ему объяснения: дата строительства виллы, расположение комнат.

— Хотите подняться на второй этаж?

— Нет… Незачем… У меня нет времени. Больше всего меня интересует сама атмосфера, вы понимаете меня, дорогая мадам!… Борис стр-р-р-рашно чувствителен к атмосфере.