Недетские истории - [3]

С ранней весны до глубокой осени продолжались работы на огороде. Это было наше проклятие ― кусочек земли на краю города, за Египетскими воротами. Там все время надо было что-то делать, а заниматься прополкой, поливом или сбором колючего крыжовника хотелось нам крайне редко. Бабушка ругалась, называла дармоедами, грозилась не дать зимой даже ложки варенья. На самом деле это крохотное хозяйство здорово выручало нашу семью во времена всеобщего дефицита: зимой на ура шли закрученные бабулей огурцы, клубничное и малиновое варенье, а яблочная «пятиминутка» была изумительной начинкой для пирогов, которые пекла все та же бабушка. Из яблок и крыжовника Антонина Ивановна делала домашнее вино. Помню большие бутыли с отводными трубками, в которых дозревал напиток. Эту фруктовую бражку потом с удовольствием пробовали все наши гости.

Все детство мы с сестрой щеголяли в платьях, сшитых бабушкиными руками на той самой старенькой зингеровской машинке. Она перешивала для нас свои и мамины старые платья и пальто, ухитряясь без выкроек и модных журналов смастерить (судя по сохранившимся фотографиям) вполне симпатичные наряды. А еще бабуля была стихийной ненавистницей советской власти.

Помню, что в детстве меня смущали ее язвительные замечания по поводу, например, партийных обещаний. Коммунистическое завтра в ее представлении выглядело общим бараком, где все равны в своем праве на работу и плошку баланды в обед. Мы с сестрой возмущались такими сравнениями, нас в школе учили другому, а бабуля только усмехалась и приговаривала: «Сами увидите, я-то, к счастью, не доживу». Антонина Ивановна в принципе не верила ничему из того, что говорила наша советская власть. Повзрослев, я поняла, почему: бабушка прожила долгую жизнь и никогда за все эти годы не видела от государства помощи, скорее наоборот...

Она чудом выжила после революции, когда осталась без родителей и без крыши над головой, ― работала «у людей», за прокорм. Потом повезло встретить хорошего человека, Сергея Ивановича Антонова, и на несколько лет судьба дала ей передышку. Муж работал на телефонной станции, а она растила детей ― мою маму и ее младшего брата, Володю, которого я видела только на фотографии.

Немцы заняли Царское Село уже в сентябре 41-го. Дед до последнего обеспечивал связь на своем телефонном узле, даже когда снаряды лупили по улицам нашего города. Всех, кто не успел убежать в Ленинград, разделили на две части: мужчин погнали под Гатчину, в трудовой лагерь, а женщин и детей ― на дорожные работы, под Нарву. Моему дяде Володе было тогда лет тринадцать, но он метнулся к отцу и вместе с ним погиб от голода и побоев в лагере. Бабушка и моя мама, тогда еще школьница, случайно выжили в оккупации... Наша советская власть потом никак не могла простить им этого везения: то, что мои родные оказались на оккупированной территории, припоминалось при каждом удобном случае и расценивалось как несмываемый позор, чуть ли не предательство. После войны было негде жить, негде работать, нечего есть. Мама едва не погибла, будучи мобилизованной на работы по разминированию окрестностей Ленинграда. Сколько их сгинуло, девчонок, едва обученных на краткосрочных курсах минеров?! Антонина Ивановна бралась за любую, самую тяжелую работу, опять пытаясь выжить...

Бабушка не была религиозной, во всяком случае, икон у нее в комнате я никогда не видела, в церковь она не ходила, только разве что на Пасху пекла удивительно вкусные куличи. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что бабушка умудрилась окрестить меня тайком от родителей!

Я была уже студенткой, когда спросила у мамы, не было ли у нее желания окрестить меня в детстве. Мама сказала, что священники обязаны предъявлять списки прошедших крещение и это грозило и грозит большими неприятностями родителям. Глупость, конечно, сказала мама, но зачем было нарываться? «Ха-ха, ― сказала бабушка Тоня и вытащила откуда-то из недр своего шкафа маленький оловянный крестик на простом шнурке, ― на, носи, наконец». Оказалось, что, когда мне было года два, бабуля ездила в гости к родне, на улицу Пестеля, и окрестила меня в расположенном рядом соборе. Мама ахнула: «Да если бы узнали, могли с работы выгнать (она работала в школе)!» Антонина Ивановна только пожала плечами: ну ведь не выгнали же... Подозреваю, что и крещение мое было не в угоду Богу, а в пику советской власти. В повседневной жизни бабуля любила приговаривать: «На Бога надейся, да сам не плошай!»

...Я почему-то совсем не раздумывала, какое имя дать моей дочке. Я назвала ее Антониной, и кто-то на крестинах сказал мне, что имя это означает ― «обретенная». Надо же, подумала я... И только недавно прочитала, что смысл имени другой. Антонина ― «принимающая бой, противостоящая». Сильное имя. Как раз для России.

История третья. Улыбка

Мы открываем калитку и выходим на деревенскую улицу. Четырехлетняя Тоня гордо толкает перед собой игрушечную детскую коляску, только что подаренную крестным. Коляска точно копирует настоящую и отличается только размерами, особо радостным бело-розовым цветом и содержимым: в ней лежит большая красивая кукла. Кукла аккуратно укрыта теплым одеяльцем, несмотря на июльский зной. Тонька пыхтит, протаскивая все это великолепие через калитку, но от помощи упорно отказывается, я же прикидываю, на какое расстояние хватит ее рвения и как скоро мне придется тащить эту коляску на себе.