Неделя в декабре - [149]

— Фондом?..

— Мне просто здорово повезло, — сообщил Лоудер, сняв с проплывавшего мимо подноса канапе и бросив короткий взгляд на Назиму. — Я проработал несколько лет в хедж-фонде, который принадлежал моему давнему приятелю. Работа была трудная. Аналитика. А потом один американский банк сделал нам предложение, от которого мы ну никак не смогли отказаться. И мы продали фонд. Джонни сохранил в нем место консультанта. А я вроде как ушел на покой. — Он приложился к своему бокалу. — Но мне было всего лишь тридцать шесть. И спустя пару лет я вроде как заскучал. Ну вы понимаете. Конечно, я купил построенный еще при ком-то из Георгов дом приходского священника, присобачил к нему плавательный бассейн и прочее и прочее…

— Так что же вы в итоге сделали? — спросила Назима.

— Договорился с парочкой друзей, и мы основали фонд. Точнее говоря, фонд фондов. Видите ли, кое-кто считает, что хедж-фонды, просуществовав некоторое время, утрачивают связь с действительностью. Происходит деформация стиля. А людям хочется идти все дальше, не терять темп. Кроме того, даже самые лучшие из хедж-фондов не способны уследить за всем сразу. В результате многие рассовывают свои деньги по нескольким разным фондам. Это очевидный способ максимилизации дохода. Освежения капитала.

— Я понимаю, — сказала Назима.

— Фонд у нас небольшой, — продолжал Лоудер. — Инвесторов совсем немного. Однако он позволяет мне не закисать. Я отдаю ему пару дней в неделю. В общем, мне повезло.

Подошел и представился обоим Габриэль.

— О боже, — сказал он, когда Назима назвала свое имя. — Софи просила меня не разговаривать с вами, поскольку за столом мы будем сидеть бок о бок.

Назима улыбнулась:

— Тогда вам стоит, наверное, поговорить с мистером Лоудером. По его словам, он руководит фондом фондов.

— Правда? — спросил Габриэль. — А что это такое?

— Извините, — сказал Лоудер, — мне нужно переговорить с хозяйкой дома.

— Это такой способ, позволяющий сохранять ваш капитал в свежем виде, — ответила за него Назима. — И избегать деформации стиля. У вас какие-нибудь деньги в фонде фондов лежат?

— Да я в нем все мои богатства держу, — сообщил Габриэль. — Поступать как-то иначе было бы просто безумием. Правда, в последнее время я подумываю, не перебросить ли их в фонд фондов фондов.

Лоудер, увидев, что Софи Топпинг сама направляется в их сторону, остался стоять на месте.

— Можете смеяться сколько влезет, — сказал он, — но если между девятьсот восемьдесят шестым и две тысячи шестым вы были работоспособным человеком и не сумели нажить пятьдесят миллионов, ваши дети будут гадать, потрудились ли вы хоть раз за эти двадцать лет вылезти из кровати. Такого времени никогда еще не было — и никогда больше не будет. Его даже «Аль-Каиде» испортить не удалось. Посмотрите вон туда. Это Джейми «Доббо» Макферсон. Мы с ним в одной школе учились. Он закончил ее, сдав только два экзамена обычного уровня, причем один из них — по труду. Так даже Доббо и тот в конце концов ухитрился сколотить состояние. А вот как бог свят, мы думали, что ему это никогда не удастся. Однако в конечном итоге — в конечном — он продал свою долю «Кафе-Браво» и скупил гору доходной недвижимости. Господи, да он теперь делает деньги, финансируя постановку фильмов! У него сейчас сто с хвостиком миллионов. И если у вас их нет, ваши дети и внуки захотят узнать — почему.

— А что, сейчас уже слишком поздно? — спросил Габриэль.

Однако Лоудер отошел от него, не ответив. Габриэль поставил пустой бокал на поднос, взял полный, выскользнул из гостиной и спустился вниз, чтобы поискать выход из дома. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха. К тому же его мучил голод, а сырая рыба оказалась не лучшим для пустого желудка подарком. Дойдя до задней части дома, Габриэль толкнул приоткрытую дверь, ведшую, решил он, в кабинет. И увидел стену, увешанную фотографиями разных лет, на каждой из которых Ланс Топпинг пожимает руку какому-нибудь известному человеку. На одной он беседует с бойким экономистом — его недолгое время прочили в лидеры партии, а ныне этот господин преподает в Университете третьего возраста; на другой — с тогдашним лидером партии, впоследствии спятившим и оказавшимся в доме престарелых; на третьей — с прежним министром финансов, который, лишившись своего поста, занялся сочинением детективных романов. Из всей этой публики только Ланс и остался ныне действующим членом парламента.

Габриэлю казалось, что он забрел в мир, совершенно ему непонятный. Люди, подобные Марку Лоудеру и, пусть и на иной манер, Лансу Топпингу, просто играли по другим правилам. И в этом мире деньги каким-то образом стали единственным, что бралось в расчет. Когда это произошло? Когда образованные люди перестали смотреть на деньги и на приобретательство сверху вниз? Когда цивилизованный человек начал усматривать в деньгах уже не средство достижения разного рода приятных целей, но собственно цель? Когда именно люди респектабельные стали отдавать все свое время подсчету нулей? И почему, черт возьми, никто не поставил Габриэля в известность о том, что этот решающий миг наступил?

Рядом с письменным столом он увидел стеклянную дверь, открывавшуюся на маленький балкон. Габриэль сдвинул ее шпингалеты, верхний и нижний, вышел на воздух. Закурил сигарету, затянулся, глотнул холодного шампанского. В дальнем конце парка одиноко сидел на низенькой кирпичной ограде какой-то мужчина.