Неделя в декабре - [147]
Полное отсутствие мебели позволяло гостям свободно передвигаться по гостиной, не натыкаясь на столы и стулья, однако, к сожалению, опустевшая комната стала гулкой, из-за чего услышать собеседника можно было, лишь стоя к нему вплотную или если он кричал в голос.
Габриэль заметил, как низкорослый мужчина с осыпанным перхотью воротником (кажется, его представляли кому-то как Лена) придвинулся поближе к индийской княгине, предположительно миссис Портерфилд. И увидел, как она благовоспитанно наклоняется к нему и сразу же отшатывается.
Оля крепко держалась за руку «Штыка». Он стоял спиной к камину, в котором гудело, пожирая поленья, слишком сильное пламя. В новой белой рубашке, джинсах — авторской модели — и дорогих кроссовках из черной замши «Штык» выглядел моложе прочих гостей, экзотичнее их, он словно светился от здоровья и недавнего секса. Его черные, вьющиеся, чуть напомаженные волосы и безупречная кожа придавали — в силу контраста — другим гостям вид людей потасканных, потерпевших поражение: глаза их покраснели от долгого сидения за компьютером, кожа обретала блеск, лишь когда ее смазывали кремом — омолаживающим, как уверяли производившие его шарлатаны.
«Штык» беседовал с Роджером Мальпассе, испытывавшим некоторые затруднения: рассказы поляка о премьер-лиге страшно интересовали его, однако Роджеру никак не удавалось оторвать взгляд от Оли — уж слишком большую часть тела девушки оставляло открытым ее лишенное рукавов (да и лифа, казалось ему, тоже) и в то же время на удивление скромное платье из темно-красного атласа.
— Та худая особа — ваша жена? — спросил «Штык», указав на Аманду в ее изумрудных ножнах.
— Да-да, она самая. Так что вы скажете? «Ман-Юнайтед»? Думаете, вам удастся побить их?
Перед тем как покинуть квартиру, Роджер изловчился принять вторую порцию «детонатора» (строго говоря, почти «алконавта»), и теперь его переполняла уверенность в себе.
— «Ман-Ю» очень хорошая футбольная команда, — ответил «Штык». — Юным я многому научился у ее знаменитого квартета: Бекхэма, который был образцом стиля, ирландского воина Кина, Скоулза, который всегда вытаскивал команду из затруднительного положения, и волшебника дриблинга Гиггза.
Роджер рассмеялся:
— Я тоже. Я в их честь даже собачек моих назвал. Бекхэм, Скоулз — вот, правда, третьего Баттхедом зовут. Баттхед у нас легавый.
Перед мысленным взором «Штыка» предстал замерший секундомер, который висел над ссылками interbabel.com. Легавый? «Легавый: м. груб. Сыщик, доносчик».
— А почему вы назвали пса Баттхедом? — спросил он.
— Потому что не хотел называть Бивсом, — усмехнулся Роджер Мальпассе. — Шучу, конечно. Надо было назвать его Руни. Он тот еще красавец.
— Мне кажется, вы любите собак? — спросил «Штык».
— О да. У нас их шесть. Три Амандины — выжлецы и шпиц. Мы их с собой в Лондон притащили.
Вы жильцы? Шпиц — от какого дома? Притащили в Лондон?.. Нет, невозможно.
— Мне нравятся собаки, — сказал «Штык». — Моя сучка сейчас в конуре, ожидает приезда в Англию. Ей четыре года. Бернская пастушеская сучка.
— А, понял, — отозвался Роджер. — Я уж было решил, что вы это о… Так, теперь поаккуратнее. Вторая половинка на подходе.
«Штык» оглянулся и увидел направлявшуюся к ним Аманду.
— Вторая половинка… Чего? А, ну конечно. Очень красивая особа.
Роджер чуть не покатился со смеху:
— Да это я не о собаке сказал. О моей жене.
— Тад, — произнесла Оля. — Тут один мужчина на меня как-то странно смотрит.
— Который?
Оля указала на Джона Вилса.
— Кто этот мужчина? — поинтересовался «Штык».
— Вон тот? — переспросил Роджер. — Это Джон Вилс. Хозяин хедж-фонда. Он на всех как-то странно смотрит. Не обращайте внимания. Гляньте-ка, нам еще выпивку тащат.
Патрик Уоррендер появился с опозданием, принес Софи извинения, огляделся в поисках Р. Трантера и увидел его отходившим от людей, которые окружали Джона Вилса.
— Я тебе кое-что принес, Ральф. — Патрик взял его за локоть, провел через выходящую на лестничную площадку дверь и достал из внутреннего кармана конверт. — Надеюсь, тебе понравится. Хочешь — посмотри сейчас.
— А что это? — Первой реакцией Трантера стал испуг, вызванный мыслью, что его лишают положения — так, собственно говоря, никем и не утвержденного — литературного обозревателя газеты Патрика.
Патрик улыбнулся:
— Давай-давай. Конверт не кусается. Вскрой его. Я попросил Арабеллу отпечатать этот документик, пока она сегодня воскресный номер готовила. Специально за ним в редакцию заезжал.
Трантер следка подрагивавшими руками вскрыл конверт. И увидел предложение о работе: официальное предложение ежемесячной оплаты его услуг. Глаза Трантера, быстро пробежавшись по тексту, зацепились за деталь весьма существенную: 25 000 фунтов стерлингов в год.
Он постарался скрыть охватившее его изумление:
— Выглядит неплохо. Спасибо. Но почему именно сейчас? Вот уж чего не ожидал. Меня вполне устраивала наша прежняя договоренность.
— Знаю, — ответил Патрик. — Просто я подумал, что это поможет тебе пережить разочарование, вызванное историей с «Пицца-Топпинг».
