Неделя ущербной луны - [21]

Шрифт
Интервал

— Это кто же тебе, интересно, дает такие ценные указания? — счел нужным удивиться Лилявский.

— А ты.

— Я?

— А кто же еще?

— Да ты что!..

— А вот то. Раз тебя нету, укатил в Москву на свои отгулы, я сам и распорядился. Баба Женя на план жмет, ты же сам знаешь. А кого мне еще дожидаться с приказами, где бурить, а где не надо. Я подумал, что ты именно это место, — указал Фролка на скважину, — и определил бы мне. Сухо тут, гладко — чего еще надо…

— Да ты, я смотрю, артист… — нехорошо улыбнулся Лилявский.

— Не-а, Роман. Артисты — это вы. А я только так, на подхвате, как говорится.

Сильно заикаясь и смущаясь оттого еще больше, крепыш Илья, видимо, собрался с духом и встрял в разговор мастера с начальником отряда:

— Вот уж точно, что на п-по-подхвате… А-а-а… это а-активный, говорю. Спасу нет. К-ка-камни из ручья зачем-то в морену п-па-па… положил.

— Какие камни? — покосился на рабочего Лилявский.

— Обыкновенные. Г-га-галыши. По н-науке так надо?

— Ага, по науке, — оборвал его Фрол. — Может, я для розыгрыша того же бабы Жени положил, понял? Испытать его хотел — раскусит он маневр или нет. А ты на что подумал? Что я категорию хочу завысить, тебе, такому охламону, побольше зарплату обеспечить, да? — Фролка потемнел лицом, но голоса особенно-то не повышал.

Ругая про себя и мастера и недотепу рабочего самыми последними словами, Лилявский тут же раздумал делать контрольный замер глубины скважины. Надо как можно быстрее, решил он, одних отправить в Паньшино — получат деньги и сами напросятся попить пивко в столовой, — а других увести в болото, маршрутом к Чоусме. А то, чего доброго, этот Званцев с музыкантом кинутся помогать Фролке, — не так-то просто втроем поднять желонку с глубины в двадцать метров, да еще когда стенки скважины не обсажены трубами, а смыкаются, заклинивают буровой снаряд. И мастер, натура широкая, в порыве растроганности тут же возьмет да и переставит треногу на шов, как подсказал новый инженер.

— Подпиши акт, — Лилявский положил на сумку заготовленный заранее бланк. — Вот здесь проставь глубину, а здесь — подпись. Да получи деньги. Наш кассир велел выдать вам по два червонца.

— Не густо, — для порядка буркнул Фрол, расписываясь в акте. И тут же просиял: — Это кого ты переименовал так, бабу Женю, что ли?

Роман молчал, даже сурово как-то отсчитывал деньги, и Фролка как ни в чем не бывало подмигнул Илье: ишь ты, мол, кассиром бабу Женю прозвал, это своего любимого-то начальничка, которому еще до Майских огород помогал копать… Представил себе Фролка начальника партии, толстого Уваркина, за маленьким окошечком и со счетами, как заправского кассира в нарукавниках, и совсем широко улыбнулся.

— Ох, Роман, отпустил бы ты меня на «газоне» в Паньшино — душа болит: газет давно не читал!

Подошли Илья с паньшинским сезонником. Мучительно краснея, парень-кадровик расписался непослушными пальцами в ведомости, сунул деньги в карман, не пересчитывая. А Семену получать нечего — два дня трудового стажа в партии. Знает — а огорчился.

— Не заработал еще, — удостоверяет Фролка, садясь в кабину. — Долго тебя ждать?

— Погоди ты, ради бога. У меня вопрос к товарищу начальнику.

Лилявский снизу вверх покосился на Семена.

— Я, товарищ начальник, — откашлялся тот, — все здешние болота наперечет знаю. Одно, к примеру, с виду что твой окиян, оторопь берет — как туда сунуться? Ан можно, оказывается, ступай и ступай себе… одной тропочкой. — Семен боялся, что Фролка уедет, и взялся одной рукой за борт машины, полагая, видимо, что так оно все-таки спокойнее. — А другое место — будто бы плевое по своей наружности. Лужица просто. Чего, мол, там долго думать — айда вперед. Но, товарищи… — лукаво погрозил Семен технику Вихрову, позволяя себе этот жест только по отношению к самому молодому, — скажу я вам чистосердечно, это была бы роковая ваша ошибка.

— Понятно, — сказал начальник отряда. — Чего же вы хотите?

— Мочи нет больше на этой карусели. Может, проводником бы меня оформили, а? — живо предложил Семен. — Попутчиком геологов то есть… А то вот я стою перед вами, и ведь трезвый же стою, как стеклышко, а все-то качается, будто мы куда-то плывем, плывем…

Фролка захлопнул дверцу, и машина отошла, отдернув руку Семена. Он забыл про Лилявского, бодро затрусил вслед и, неловко подпрыгивая, достал, навалился животом на борт. В ту же минуту Лопатников застопорил, и Семен плюхнулся в кузов.

— Так едешь или нет, Илюха? — высунулся из кабины мастер.

Илья напряженно молчал.

— Ладно. В де-дд-деревню я с тобой поеду, а вот тэ-тт-тут, — ткнул он пальцем в сторону скважины, — ни одной минуты б-больше не останусь…

— Работнички… — проводил машину взглядом Лилявский, досадуя, что так и не пресек публично эту идею инженера насчет террасного шва: Фрол же сдуру все равно передвинет треногу и пробурит скважину почти что рядом с этой. Протягина потом взыщет: куда, мол, смотрели — две скважины, бок о бок! — Сейчас шуранем вот так, на юго-юго-восток, по азимуту, — он показал в сторону залесенной долины реки Чоусмы и с насмешливым ожиданием покосился на Вихрова: надо же на ком-то сорвать свой промах! — У тебя, Слава, компас в порядке? Ну и прекрасно! Ты и поведешь нас… Задача самая простая: пересечь заболоченные лесистые вторую и первую надпойменные террасы, по ходу отбить между ними границу и нанести на карту уступ. У реки посмотрим пойменную флору, замерим соответствующие параметры самой Чоусмы… — Он был серьезен и словно не замечал растерянности Славки.


Еще от автора Юрий Васильевич Антропов
Самосожжение

Главный герой антивоенного романа «Самосожжение», московский социолог Тихомиров, оказавшись в заграничной командировке, проводит своеобразное исследование духовного состояния западного общества.


Ивановский кряж

Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.


Роевник дедушки Ераса

Опубликовано в журнале «Юность» № 12 (163), 1968Линогравюры В.Прокофьева.


Рекомендуем почитать
Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Дальше солнца не угонят

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорогой груз

Журнал «Сибирские огни», №6, 1936 г.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Утро большого дня

Журнал «Сибирские огни», №3, 1936 г.


Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.