Недели Триоди Цветной - [36]

С фактом воскресения Христова связывается много различных вопросов — из области философии, истории и критики. Философский вопрос собственно имеет общий характер и касается общей возможности и достоверности чудес, и его нет надобности подробно рассматривать здесь. Все чудеса сверхъестественны по самой своей сущности, и если они невозможны для природы, когда она мыслится как нечто само замкнутое и раз навсегда законченное бытие, чуждое всякого внешнего влияния, то вполне возможны для нее, если она мыслится лишь как склад вещества и сил, находящихся в распоряжении высшего Разума. Значит, отрицание возможности чудес делается логически возможным лишь в том случае, если мысль становится на точку зрения одной из двух совершенно равноправных даже перед чистым разумом теорий, и так как спор между ними никогда не может быть, удовлетворительно разрешен собственными силами ограниченного мышления, то значит при рассмотрении события, чудесного по самой своей сущности, мы вправе остановиться на том воззрении, которое признает возможность чудесного. Поэтому, минуя философский вопрос, обратимся к рассмотрению других вопросов, которые касаются уже прямо самого факта и дают нам возможность удостовериться, насколько прочны те данные, на которых основывается факт воскресения Христова, как величайшего из событий в истории человечества.

Вопрос об исторической достоверности факта воскресения Христова можно обсуждать или с субъективной, или с объективной стороны. Ученики и их приближенные или верили, или не верили, что Христос воскрес. Если они не верили, то значит все это дело есть простой вымысел, и нам оставалось бы только удивляться, как этот беспримерно дерзкий вымысел нашел себе веру у беспримерно — глупых людей. Такова первая теория, которую неверие выдвигало против достоверности воскресения Христова.[164] К счастью, она так узко умна и обнаруживает такую ограниченность, что даже нет надобности долго останавливаться на ее опровержении. Предполагать, как это делает излагаемая теория, что известные лица, согласившись между собой распространять заведомую ложь, могли в течение всей жизни составлять общество преднамеренных лицемеров — смело, без улыбки смотря друг другу в лицо и не срывая с себя маски, могли проповедовать добродетель или жить добродетельно, имея в то же время пятно лжи на своей совести, могли, наконец, услаждать себя надеждой, и притом большинство из них перед лицом самой смерти, соединиться с Христом и разделить с Ним славу Его Царства, будучи в то же время уверены, что он в действительности истлел в гробу, — предполагать все это значит принимать такие положения, с которыми связываются неразрешимые психологические невозможности, так что и обсуждать подобного рода теорию — значило бы напрасно тратить время на доказательство нелепости того, что само по себе нелепо до самоочевидности. Если критика допускается в эту область исследования; то она непременно должна исходить из предположения честности свидетелей рассматриваемого события; без этого предположения сама история перестает быть доступной для разума, и всякое исследование ее становится бесполезным.

Итак, мы исходим из того положения, что первые свидетели рассматриваемого события верили, что Христос воскрес из мертвых. В этой вере они были безусловно искренни и были столь же убеждены, что Христос воскрес, сколько и в том, что они сами жили и проповедовали во имя Его. Но искренность верования еще не есть доказательство действительности принимаемого на веру предмета. Возможность ошибки здесь почти беспредельна, и искренняя вера в фикцию такая же обычная вещь, как и искренняя вера в факты. Искренность в этом случае обеспечивает честность характера верующего человека, но не реальность принимаемого на веру предмета. Новейший рационализм вполне принимает истину и реальность веры апостолов, которая отличалась слишком живым историческим смыслом, чтобы можно было сомневаться в ней. Даже Баур, родоначальник тюбингенской школы, полагал, что Церковь необъяснима без веры в воскресение, и эта именно вера только и дала христианству прочный базис для успешного развития. Но он в тоже время старается ослабить это, утверждая, что то, в разъяснении чего собственно нуждается история, есть-де не столько действительность воскресения, сколько самая вера в то, что оно было действительно. Как эта вера сделалась реальной, посредством ли объективного чуда, или субъективно-психологического процесса, это имеет де уже второстепенную важность; важнее всего то, что воскресение сделалось фактом для сознания апостолов и имело для них всю реальность исторического события.

Но это положение родоначальника новейшего рационализма, как нетрудно видеть, совсем ненаучно и не может иметь решающего значения в рассматриваемом вопросе. Оно одинаково не в состоянии удовлетворить ни требований исторической науки, ни требований христианской веры; та и другая одинаково добиваются истины самого предмета и могут быть удовлетворены не иначе, как став лицом к лицу с ним. Наука не может быть уверенной в том, что она знает Христа или христианство, пока не удостоверится в том, воскрес Он, или нет; и если Он не воскрес, то посредством какого психологического процесса столь многие несомненно честные и искренние люди пришли к вере, что Он воскрес, и настолько уверились в этом, что в состоянии были склонить к такой же вере и весь цивилизованный мир. Вера в свою очередь никогда не может удовлетвориться теорией, оставляющей в неуверенности, есть ли самый возвышенный предмет ее — объективная реальность, или только плод известного психологического процесса (а это лишь мягкая форма для выражения бредней или самообмана слишком легковерного и мечтательного ума). Она неизбежно задает вопрос, что есть то, во что она верит, — действительность, или просто воображение? Субъективное исследование таким образом по необходимости переходит в объективное, причем в действительности они и неразлучны между собой, когда дело рассматривается по существу. А в своей объективной форме вопрос принимает такую постановку: совершилось ли воскресение Христа, или не совершилось? Есть ли это исторический факт, или нет? На так поставленный вопрос возможны три ответа: или 1) Христос не умирал на кресте, а только впал в обморок, и потом очнувшись в усыпальнице, вышел из неё и являлся Своим ученикам в своем прежнем телесном виде, или 2) Он умер и не воскрес, или же 3) Он действительно умер и действительно воскрес. Эти положения мы и подвергнем обсуждению в их последовательном порядке.