Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине - [40]

Тучный, с тяжелыми мешками под глазами, изобличающими больные почки и бессонные ночи, комиссар Временного правительства по Западному фронту Галин позволил себе перебить полковника:

— Как член партии социалистов-революционеров, я намерен лично обратиться к членам Совета с предложением сдать свои полномочия, чтобы помочь правительственному кабинету справиться с анархией и содействовать введению в законные пределы деятельности самодеятельных народных организаций. Предварительная договоренность на сей счет с некоторыми членами Совета у меня имеется.

— Гм, — произнес полковник, — Это во многом облегчит дело. Но у всех ли ваших здешних сопартийцев хватит благоразумия? Впрочем, блок социалистических партий при Временном правительстве, состоящий из социалистов-революционеров и партии социал-демократов меньшевиков, показал свою способность трезво оценивать обстановку. Полагаю, с этими членами Совета мы найдем общий язык. Вся загвоздка — в большевиках! Хотя их там вроде бы кот наплакал? Против них-то я имею полномочия… Так что хочу напомнить, комиссар Галин, уговоры — до определенных пределов. Нам с вами некогда миндальничать — к вечеру Совет и полки двадцать шестой пехотной бригады должны быть обезврежены.

Совету и гарнизону предъявили ультиматумы.

И все же обреченные не соглашались сдаваться — у входа в Дом свободы заступили на пост солдаты запасных полков, несущих патрульную службу в городе, а в Совете развернулись бурные прения.

Рядовой двести восемьдесят восьмого полка Зубатов, сочувствующий большевикам, прямо заявил, что вызов в Калугу казаков — дело рук меньшевиков и эсеров, сидящих здесь, в зале, потому их надо немедленно арестовать. Он даже закончил резче:

— Предателям — пулю в лоб!

Члены большевистской фракции, очень малочисленной, тем не менее подали голос: следует связаться с Барачным городком и попросить командование запасных полков мирно договориться с карателями, чтобы они сняли военное положение и оставили город.

Председатель Совета прапорщик Абросимов, сам социалист-революционер, требовал отсрочки у полковника Бранта и комиссара Галина хотя бы на сутки-двое и категорически противился тому, чтобы обращаться за помощью к местным полкам.

Перепалка словесная была оборвана пулеметно-ружейным огнем, раздавшимся от ворот и из сада. Казаки ворвались в Дом свободы и скрутили руки членам Совета.

Гарнизон, расквартированный в Барачном городке, подчинился приказу и сдал оружие.

Весть о событиях в Калуге полетела по железнодорожному телеграфу и телефону в самые разные концы. Приняли ее и в Брянске. Но похожее скорее на крик отчаяния, сообщение несло в себе мало конкретных сведений.

Оставалось связаться с близлежащими городами — Орлом и Тулой, чтобы с их помощью сложить более или менее четкую картину. И, конечно, следовало соединиться с Москвой, с областным бюро.

Член бюро и заместитель председателя Моссовета Ломов-Оппоков, не скрывая тревоги, известил Фокина:

— Положение очень серьезное. Можно сказать так: Временное правительство объявило гражданскую войну и уже одержало первую победу в Калуге. То, что мы, большевики, предчувствовали, свершилось: теперь уже не Корнилов, а сам Керенский во главе буржуазии открыто двинулся против народа, который он в течение семи месяцев одурачивал пышными речами… Передо мною статья, которую мы готовим в ближайший номер нашего «Социал-демократа». Когда получите газету, будет достаточный материал для агитации и пропаганды… Теперь же вам, на местах, надо усвоить одно: разгром Калужского Совета — часть зловещего заговора, направленного в самое сердце России, в губернии Центрального промышленного района.

В Москве стало известно, сообщил далее Ломов, что главнокомандующий Западным фронтом издал приказ за номером 1140, согласно которому к 1 ноября должны быть расформированы все запасные части фронта. А где они расположены? В первую очередь в самых крупных промышленных городах центра страны. Генерал Черемисов уже потребовал от Петроградского Совета вывода революционных войск. Теперь такое же требование предъявляется Москве — фронту якобы понадобились запасные артиллерийские бригады. Но это уловка: в Москве расквартирована легкая артиллерийская бригада, к тому же укомплектованная пушками устаревшего образца, которые не нужны на позициях. Между тем командующий Московским военным округом полковник Рябцев лживо уверяет, что это не расправа с революционной бригадой, а мера, вызванная стратегической необходимостью.

Связь была неважная, к тому же, видимо, Ломов не все мог передать по телеграфу: Калуга как раз находилась между Москвой и Брянском, и связь шла через нее. Но все же Георгию Ипполитовичу удалось сказать Фокину самое существенное.

Да, события развивались круто!

Всего лишь три дня назад, возвращаясь из Москвы, Игнат сошел с поезда в Калуге.

Совсем не пахло грозой на тихих тенистых улицах, ничто не предвещало страшных событий. В комнатах бывшего губернаторского особняка заседали по фракциям депутаты, стрекотали барышни за пишущими машинами, сновали в дверях мальчишки-курьеры и деловито, с крестьянской основательностью смолили самосад у ворот парка солдатские патрули.