«Недаром помнит вся Россия…» Бородинское сражение в историческом сознании русских и французов (по следам 200-летнего юбилея) - [4]
Новаторство Троицкого, одухотворенное оптимизмом первых лет «перестройки», начинается с характеристики «итогов» Бородинского сражения. По мнению историка, «формально Наполеон был вправе объявить себя победителем», так как «занял все основные пункты русской позиции», вынудив русские войска отступить, а потом и оставить Москву. После обнародования своего тезиса Троицкий обрушился с критикой на П. А. Жилина, обвинявшего «буржуазную историографию» в «грубой фальсификации – стремлении представить Бородино как победу Наполеона».[22] Апеллируя к высшим авторитетам «марксистской» исторической науки, он писал: ««Бородино как победу Наполеона» представляли Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Франц Меринг и М. Н. Покровский, редколлегия ленинской «Правды», которые никакого отношения к буржуазной историографии не имели и ни к какой фальсификации не прибегали. Если судить об исходе Бородинской битвы по материальным результатам (а речь шла именно об этой стороне дела), такой вывод закономерен».[23] Уточнив, что «Наполеон хотя и добился материального успеха, главной своей задачи – разгромить русскую армию – при Бородине не решил», Троицкий объявил о «нравственной победе русских войск под Бородином». Вместе с тем, он резко критиковал историков утверждавших, «будто Кутузов оставил древнюю столицу России побежденному врагу». Троицкий настаивал на том, что «главной» задачей Кутузова при Бородине было «спасение Москвы» и что «это ему не удалось».[24] Он процитировал слова Наполеона, сказанные на острове Св. Елены 24 августа н. ст. 1816 г. и запечатленные графом Э.-О. Лас-Казом в его труде «Мемориал Святой Елены»: «Битва на Москве-реке была одной из тех битв, где проявлены наибольшие достоинства и достигнуты наименьшие результаты»[25] (курсив мой. – В. В.). Приведенную фразу Троицкий не счел доказательством признания Наполеоном своего поражения «при Бородине», и тактично заметил: «Не в материальном, а в моральном и даже в политическом отношении (если учитывать последующий ход войны) Бородино, безусловно, победа России (…) Нравственная победа русских войск под Бородином столь велика, что не нуждается в искусственном подтягивании до уровня победы материальной, которая и после Бородина оставалась делом будущего, теперь уже – недалекого».[26]
Наконец, Н. А. Троицкий, «для правильного усвоения исторических уроков», предложил «критически оценить просчеты русского командования в Бородинской битве, которые не только не позволили русским добиться большего, но и могли привести их к худшему». Он энергично развенчал «мнение» о том, что инициатива в Бородинской битве принадлежала Кутузову, а не Наполеону. По словам Троицкого, «Наполеон диктовал ход сражения, атакуя все, что хотел и как хотел, а Кутузов только отражал его атаки», но так и не сумел, в конечном итоге, удержать «ни Багратионовых флешей, ни батареи Раевского». Вывод историка категоричен: «… Располагая меньшими силами, Наполеон создавал на всех пунктах атаки (Шевардинский редут, Бородино, флеши, батарея Раевского, Семеновская, Утица) «превосходство, доходящее до подавляющего», и в пехоте, и в коннице, и в артиллерии». Виновником подобного положения дел на поле сражения в книге Троицкого было объявлено русское командование (т. е. лично Кутузов). Военачальником, спасшим русскую армию от еще более тяжелой ситуации, назван М. Б. Барклай де Толли, который «время от времени брал инициативу руководства битвой на себя и успевал предотвратить прорыв то левого фланга русской позиции (вовремя подкрепив его корпусом К. Ф. Багговута), то ее центра (стянув сюда корпуса Ф. К. Корфа и К. А. Крейца)». Кроме того, несмотря на количественное и качественное превосходство русской артиллерии над французской, «французы превосходили русских в маневренности и мощи артиллерийского огня». Поэтому, по разным данным, русскими было выпущено по неприятелю от 20 до 60 тыс. снарядов, а французами – от 60 до 90 тыс. Русским войскам удалось избежать «гибельных последствий» ошибок своего командования благодаря «просчетам» самого Наполеона. Последние, с точки зрения Троицкого, состояли, во-первых, в недостаточной активности «действий против русского правого фланга, что позволило Кутузову и Барклаю де Толли беспрепятственно перебрасывать свои войска справа налево». Во-вторых, заняв флеши и Семеновское, Наполеон «не закрепил этот успех». В-третьих, «после взятия Курганной батареи он не ввел в дело гвардию для решающего прорыва в центре».[27]
«Главным героем Бородина» Н. А. Троицкий, твердо следуя «марксистско-ленинским» постулатам о ведущей исторической роли «народных масс», объявил «русского солдата»,[28] спасшего свою армию от разгрома, невзирая на таланты Наполеона и ошибки Кутузова. Так, в позднесоветской исторической науке началось «преодоление культа личности» Кутузова, «непомерно» возвеличенного во времена другого – еще большего «культа». Особую важность Троицкий придавал своему положению о том, что Бородино хотя и является «национальной гордостью России, символом ее непобедимости», но «не привело к перелому в ходе войны», в частности, из-за нехватки, на тот момент, «массового подъема народа».
