Нечто прекрасное - [6]

младшим, поэтому они защищали меня. Том вроде как нянчил нас с Трэвисом. Трэвис всегда

втягивал нас в неприятности, и всегда искал приключения на свою задницу. Я был вроде как

миротворцем, всегда просил о помиловании, – Я смеюсь от воспоминаний.

– Я как–нибудь спрошу твою маму об этом.

– О чем?

– Как она и Диана оказались вместе с Джеком и Джимом.

– Папа утверждает, что это произошло очень тактично, – сказал я, усмехнувшись, – Мама

говорит, что это было как крушение поезда.

– Похоже на нас – Трэвис и Эбби как мы с тобой, – её глаза сверкнули.

Спустя практически год как я переехал, моя комната была почти такой же. Мой старый

компьютер до сих пор пылился на маленьком деревянном столе в углу, на полках были те же

книги, а на прикроватной тумбочке, в дешевых рамках, стояли две неловкие фотографии с

выпускного вечера. Единственными недостающими предметами были фотографии и

вставленые в рамки газетные вырезки моих футбольных дней, которые обычно висели на серых

стенах. Казалось, что со времен средней школы прошла целая жизнь. Жизнь без Америки

казалась альтернативной вселенной. Пожар и женитьба Трэвиса каким–то образом еще больше

укрепили мои чувства к Америке.

Меня охватило тепло, что происходило только тогда, когда она была рядом.

– Значит, я полагаю, мы следующие, – не подумав сказал я.

– Следующие в чем? – От осознания её брови взметнулись вверх, и она встала, – Шэпли

Уолкер Маддокс, держи свои бриллианты при себе. Я и близко к этому не готова. Давай просто

поиграем в семью и будем счастливы, хорошо?

– Хорошо, – сказал я, поднимая руки, – Я не имел в виду в ближайшее время. Я просто

сказал, что мы следующие.

Она села.

– Ладно. Давай все проясним, мне нужно спланировать вторую свадьбу Трэвиса и Эбби, и

у меня нет времени еще для одной.

– Вторая свадьба?

– Она должна мне. Много лет назад мы дали обещание, что будем друг у друга

свидетельницами. У нее должен быть настоящий девичник и настоящая свадьба, и она позволит

мне организовать её. Полностью. Это мое, – сказала она, без малейшего намека на улыбку, –

Пойми, – она обвила руками мою шею, окутывая меня своими волосами. Я зарылся носом в её

золотые локоны, приветствуя удушье, которое означало, что я был близок к ней, – Твоя комната

очень чистая, такая же, как и комната в твоей квартире, – прошептала она, – Я не фанат

чистоты.

– Я знаю.

– Тебя может тошнить от меня.

– Это невозможно.

– Ты будешь любить меня вечно?

– Дольше.

Она крепко обнимает меня, издавая удовлетворенный вздох, ради которого я надрываю

задницу, потому, что когда она издает его, это делает меня чертовски счастливым. Её ласковый, счастливый вздох был как первый день лета, как будто все было возможно, как будто это было

моей суперсилой.

– Шепли! – позвала мама.

Я отстранился и взял Америку за руку, выводя её из своей комнаты в коридор, и ведя в

гостиную на нижнем этаже. Мои родители сидели вместе на их потертом диванчике, держась за

руки. Этот предмет мебели был первым, который они когда–то купили вместе, и они

отказывались избавиться от него. Остальная часть дома была обставлена современной кожаной

мебелью в деревенском стиле, но они проводили большую часть их времени на нижнем этаже, в

другом конце по коридору от моей комнаты, на потертой голубой в цветочек ткани их первого

любимого диванчика.

– Нам нужно съездить по делам, мам. Мы вернемся к ужину.

– Куда вы едете? – спросила она. Мы с Америкой переглянулись.

– Только что звонила Эбби. Она хотела, чтоб мы ненадолго заехали в квартиру, – сказала

Америка.

Они с Эбби были хороши в импровизированной полуправде. Я полагал, что Эбби хорошо

научила этому Америку, после того, как она переехала в Уичито. Им пришлось много чего

делать тайком, когда они несовершеннолетними осуществляли поездки в Вегас, чтобы Эбби

могла сыграть в казино и помочь своему отцу–неудачнику вылезти из долгов.

Папа подался вперед на своем месте.

– Не мог бы ты задержаться на минутку? Нам нужно задать тебе несколько вопросов.

– Я пойду возьму свой кошелек, – сказала Америка, вежливо извиняясь.

Мама улыбнулась, а я нахмурился.

– В чем дело?

– Присядь, сынок, – сказал папа, похлопывая по перилу кожанного коричневого кресла, стоящего рядом с их диванчиком.

– Она нравится мне, – сказала мама, – Очень, очень нравится. Она уверенная и сильная, и

она любит тебя так же сильно, как и ты её.

– Надеюсь, – сказал я.

– Так и есть, – сказала мама с уверенной улыбкой.

– Так… – начал я – Что вам такого нужно сказать, чего вы не могли сказать в её

присутствии?

Мои родители посмотрели друг на друга, а затем папа похлопал свободной рукой по

маминой коленке.

– Это что–то плохое? – спросил я.

Они всячески старались подобрать слова.

– Хорошо. Насколько плохое?

– Звонил дядя Джим, – сказал папа. – Вчера вечером к нему приезжала полиция, задавали

вопросы о Трэвисе. Они думают, что он ответственный за битву в Китон Холле. Тебе что–

нибудь об этом известно?

– Ты можешь рассказать нам, – сказала мама.

– Я знаю о бое, – сказал я. – Он был не первым. Но Трэвиса там не было. Вы были рядом, когда я звонил ему. Он был в квартире.

Отец поерзал на месте.

– Сейчас его нет в квартире. Ты не знаешь где он? Эбби тоже пропала.