Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка - [49]

– Ага, – с сомнением сказала Кью.

– А если тебе хочется разнообразия, можешь взять детские макароны с сыром, – предложила Роуз. Машина свернула на парковку и направилась к трепещущему навесу. – Помнишь, к ним еще можно взять яблочный соус и хрустяшки. Или на выбор брокколи и ананас.

– Да, наверное, – нерешительно произнесла Кью.

Зи улыбнулась.

В очереди Эмма Зи стояла впереди и слушала, как Роуз без конца предлагает варианты.

– Я знаю, ты любишь салат, милая. У них есть веракруз с курицей, а мне лично нравится греческий. Или можно заказать «Цезарь» с курицей или без. Тебе же нравится «Цезарь», там ведь такой хрустящий-прехрустящий салат-ромен? Так что, салатика, Кью?

– Может быть…

– А есть еще лапша с курицей. Тебе ведь нравится лапша с курицей, правда?

– Она слишком соленая, – сказала Кью.

За столом Эмма Зи, жуя свою лапшу, заметила:

– На самом деле, она не японская. Но мне она просто нравится.

– А почему она не японская? – спросила Роуз.

– М-м, – сказала Зи, отхлебывая лимонада. – Ну, можно сказать, что она похожа на японскую. Когда мы летали в Йокогаму на Новый год, папа отвел нас в самый вкусный ресторан, но он был не очень-то красивый, у них там даже столов не было. Он был рядом с вокзалом, и ели там в основном бизнесмены. Там было все в дыму, и надо было стоять у длинного стола и есть лапшу с бульоном из мисок. Лапша называется соба, ее делают из гречки. Собу кладут в этот острый суп, разбивают сверху яйцо, и ты его съедаешь почти сырым. Повару я очень понравилась, потому что папа научил меня, как сделать заказ на японском. И повар дал мне еще одно яйцо. И стоило это всего 350 йен. – Она перевела взгляд от тарелки на Роуз. – Это примерно три доллара.

– Ничего себе, – сказала Роуз, быстро моргая.

– Мам, мне это не нравится, – сказала Кью и отодвинула тарелку, не съев и двух ложек.

Это было тайское зеленое карри с креветками. Роуз заказала ей это блюдо, когда Кью не смогла решить сама.

Определенно неподходящая еда для Кью, которая была невероятно капризна в еде, хотя ее родители притворялись, что это не так.

– Моя мама делает очень вкусное карри, – сказала Зи. Она подхватила побеги фасоли и кинзу из своей миски и, почти не жуя, проглотила. – Мы ходили на рынок специй, кажется, в Бангкоке… Или в Чиангмае? В общем, она купила особые приправы и готовит с ними карри и тайскую лапшу. Но они уже почти закончились.

– О, ну тогда, наверное, придется вам просто слетать в Таиланд и купить еще, так ведь? – предположила Роуз с жутковатой улыбкой.

Зи покачала головой.

– Нет, этим летом мы поедем в Мачу-Пикчу.

– Вот как! Твоя мама не говорила. А ты сказала Силее?

– Кому?

– Силее. Она из Перу.

Эмма Зи молчала.

– Она убирается у вас в доме три раза в неделю, – уточнила Роуз.

– А, СилЭЭа! – сказала Зи, поскучнев. – Я ее видела всего один раз.

Девочка подумала о бумажных животных, которые все появлялись в ее комнате после уборки Силеи. Вчера она как раз нашла розового слоника на комоде. Зи развернула его, как и других, но так и не поняла, как сложить фигурку обратно.

– Она и у нас убирается, – сказала Кью.

– Да, но только раз в две недели, – поспешно добавила Роуз.

Зи посмотрела на маму Эммы Кью, допивая лимонад. Роуз глядела на нее совсем не добрыми, а скорее даже злыми глазами.

Зи подняла брови и сосредоточилась на остатках своей вкуснющей лапши. Да уж, точно. Мама Кью иногда очень сильно раздражала. И даже пугала.

23. Роуз

День объявления результатов. Еще несколько часов, и все будет известно.

В спальне светлело. Роуз смотрела на пятна на протекшем потолке и снова прокручивала в голове разговор Эммочек в машине. Какая-то часть ее души уже хотела, чтобы Кью не взяли, чтобы навсегда забыть об этой школе, чтобы ее дочка снова стала милой и доброй и они с Гаретом могли бы растить воспитанного и чуткого ребенка, а не избалованную маленькую паршивку.

Но это была лишь малая часть. Все остальные части души Роуз жаждали хороших новостей от комиссии, которые позволили бы еще несколько недель разбирать с Лорен и Самантой (а может, и вместе с Азрой) все тонкости критериев поступления. Эти новости дали бы Роуз и всем остальным понять, что ее дочь (даже если в итоге ее не примут в Кристальскую академию) достойно выдержала непредвзятое испытание ее способностей и интеллекта.

Утром на кухне все были как на иголках. Эмма Кью ныла, когда Гарет укладывал для нее обед в контейнер («Папочка, не надо яичный салат, ты же ЗНАЕШЬ, я терпеть не могу яичный салат!»). Роуз сорвалась на Гарета за то, что он уронил столовый нож и тот заскакал по полу с зубодробительным дребезжанием. А Гарет хлопнул ладонью о шкаф, когда Роуз напомнила ему, что надо записать Кью к стоматологу и ортодонту. Когда Роуз уходила на работу, все говорили сквозь стиснутые зубы и сжатые губы, а Кью чуть не разрыдалась, потому что забыла часть домашней работы на Березовой, 20.

Весь день в лаборатории Роуз ерзала на кресле. Рабочие часы проходили (цены на оборудование, резюме соискателей, обед – второпях, над распечатками), и все это время Роуз ловила себя на том, что постоянно обновляет страницу электронной почты и что на работе она так же нервничает, как и дома, и точно так же срывается на окружающих. Она резко говорила с двоими научными сотрудниками, вышла из себя, когда аспирант не понял чего-то в протоколе на оборудование. Она чувствовала себя жутким людоедом, рядом с которым находиться невозможно.