Нечестивый город - [14]

Вик Руиз тут же возмутился.

– Сударь, я не согласен с вашим замечанием! Подите сюда и объясните, чем, по-вашему, плох щелак. Вы позволили себе смеяться над этим напитком, а мы собираемся его пить. Давайте выясним, что вы имеете против него.

Бармену вовсе не хотелось вступать в дискуссию; он попытался уклониться от вызова Руиза, говоря:

– Какая вам разница? Забудьте, да и дело с концом. – И принес нам два больших зелюма. Но Руиз был неумолим.

– Я настаиваю, сударь, чтобы вы объяснили, что вы имеете против щелака.

Бармен пожал плечами и подмигнул своему приятелю.

– По правде говоря, сам я его никогда не пью. Но были тут как-то две дамочки, уже поздно вечером – обе пьяные как черти в аду. Ну, сидят, делать им нечего, и тут черномазый пианист – кучерявый такой. Смотрели они, смотрели, да и надумали вымыть ему голову спиртным – вроде как шампунем. Ну, купили большой зелюм щелака – это, мол, будет самое подходящее – и устроили головомойку сукину сыну черномазому. Так вот; будь я проклят, если его чертова щетина не пожелтела как солома! Черномазый, конечно, на дыбы. Пришлось дать ему три драхмы, чтоб заткнулся. Вот и все, что я знаю про щелак. Если от него пожелтели волосы у черномазого, что будет с вашими кишками?

– Чепуха, – заявил Руиз. – Я в это не верю. – И повернувшись ко мне, конфиденциально сообщил: – Бармен пьян, сударь, и воображает, будто рассказал забавную историю. Разум бармена – самая низшая форма разума в мире. Давайте выпьем, сударь. Возьмем еще один зелюм.

Потом откуда-то выскочил чумазый хейларвейский мальчишка с пачкой газет под мышкой и закричал;

– Газета, господин! Купите газету! – Он пробежал мимо, помахав у нас под носом своими газетами. Неожиданно Руиз грохнул кулаком по столу, словно о чем-то вспомнив, и окликнул мальчишку:

– Что у тебя за газета, парень?

– «Тандштикерцайтунг», господин. Последний выпуск. Все о Ветеранах. Покупайте, господин!

Руиз бросил ему несколько монет и схватил газету. Он тщательно изучил первую страницу, потом стал листать остальные, очевидно, что-то ища.

– Ей-богу, сударь, ничего не понимаю, – пробормотал он наконец и принялся вторично просматривать газету. Но и на сей раз ему не удалось найти желаемое, тогда он отшвырнул газету и повел пространную обвинительную речь, направленную против всех газет вообще.

Я поинтересовался, что он хотел найти.

– Как же, сударь, – ответил он. – Ведь мы сегодня дали интервью молодому репортеру в пригороде. Ей-богу, сударь, оно должно было быть на первой странице. Но его вообще нет в газете. Очевидно, издатель «Тандштикерцайтунг» ничего не понимает в своем деле. Пора бы ему узнать, чего хочет публика от средств информации. Я напишу ему письмо, сударь, и не стану смягчать выражения. Бармен, будьте добры, ручку, чернила и бумагу.

Я взял «Тандштикерцайтунг» и стал внимательно ее изучать. В результате я обнаружил колонку, озаглавленную:

БАРАХОЛКА.

В колонке содержались материалы, собранные газетчиками в разных местах и оказавшиеся слишком незначительными, чтобы выделять их в отдельные статьи. Фактически колонка состояла из легкомысленных сплетен и пестрела именами. Почти в конце была помещена следующая информация:

«… ваш Барахольщик в Пригороде наткнулся на двух странных бродяг – один из них назвался „капитаном Малахайдом“, а другой „Виком Ризом“, – которые рассказали фантастическую и сентиментальную историю о своем посещении стойбища чиам-минов, где они обедали с джифом и имели возможность лицезреть Белую Богиню, а также Лайю. Оба бродяги приняли изрядную дозу изготовленного чиам-минами щелака, и сведения, которые они пожелали сообщить о сокровенных тайнах кочевников, не добавили ничего нового к уже известным фактам. Очевидно, источником упомянутой истории послужил скорее выпитый бродягами напиток, нежели их общение с чиам-минами».

Я показал это Руизу. Он прочел, швырнул газету на пол и встал.

– Это клевета, сударь! Бессовестное искажение фактов! Взгляните только, как они написали мое имя! Да еще в кавычках! Похоже, они приняли меня за какого-нибудь ирландца! Ей-богу, сударь, на этот раз они зашли слишком далеко. Мы сейчас же возбудим против них дело! Эта газета будет платить, платить и платить. Узнают они, где раки зимуют. Пойдемте, сударь! Нельзя терять ни минуты. Мы должны вернуться в здание Суда.

Но я выразил решительный и достаточно энергичный протест, заявив, что сейчас уже слишком поздно затевать процесс; вероятно, в эту самую минуту здание Суда закрывается, и даже, проникнув туда, мы не найдем никого, кроме швейцара и уборщиц, которые, конечно, ничем не смогут нам помочь. Чтобы подкрепить свою точку зрения, я подозвал бармена и заказал еще два больших зелюма щелака.

Руиз нехотя смирился, но заметил, что его глубоко огорчил мой отказ. Ему принесли ручку, чернила и бумагу, и вскоре справившись со своей скорбью, он снова сел за стол и принялся составлять жалобу на «Тандштикерцайтунг». Жалоба получилась у него в форме резолюции, никогда в жизни я не видел столько «в виду того, что» и «в то время как». Оставив Руиза с его сочинением, я занялся щелаком и газетой.