Нечаянная радость - [8]

— Вань, а ты сам не пробовал туда? Ну, закапываться с этим психологом? — спросил я, надеясь узнать уже совсем необыкновенное.

— Нет. Мне и без того забот хватает.

— А что такое «психотерапия» в переводе с греческого? Вы знаете? — спросил нас отец Василий, выполнивший, наконец, обряд и вышедший к нам в кухню. Он пока не стал присаживаться, а стоял у стола с открытым сырым яйцом в руке. — «Психотерапия» означает уход за душой, или исцеление души. И вообще-то этим лучше заниматься со священником в церкви, а не со всякими психологами в гробу под землей.

Отец Василий выпил, потом опрокинул в рот яичко.

— Вот это я люблю. Свойские яички. В магазине таких нет. Сейчас я тоже к вам присоединюсь, перекусим и поедем через часик. Нет возражений? Тогда я до ветру и — к вам.

У меня возражений не было. Я радовался, что он вытащил меня сюда. Это было гораздо интереснее, чем вечер у телевизора. Отец Василий ткнул дверь в сени, испуганно отшатнулся обратно.

— Дед, ты че этого клоуна здесь держишь? Меня чуть кондрашка не хватила — в темноте стоит, как привидение.

— Вишь, поп наш арбайтеров пугается, — довольно сказал дед, выгнав своего Стёпу на улицу. — Дерганый, нестойкий значит. Ему тоже надо под землю с психологом, как ты рассказывал.

Дальше разговор повернул на то, есть ли у арбайтеров душа. И мы узнали, что нет. В любом животном дух Божий есть, а души бессмертной нет. А арбайтер даже не животное, а творение рук.

— Я вообще считаю, что эти роботы — вещь совершенно ненужная. Человек должен добывать хлеб в поте лица своего, а не лица арбайтера, — говорил наш поп.

— А вот как же у него души нет, когда они все каждый день ходят у нас на реку, молитвы поют. Они же Бога славят, так сказать. Ни одна собака или там лошадь не может так делать, а? — дед хитро осмотрел нас, призывая послушать, что ему на это ответит официальная церковь. — Я был у них на молельне, интересно стало. Они там и крест сколотили из двух плах, но кривовато, правда. И иконку бумажную, скажем так, повесили. А главное, чтобы не промокла иконка-то от дождей, они ее — додумались — сверху обрезанной бутылью пятилитровой прикрыли.

— А ты, дед, знаешь, где пишут программное обеспечение для этих роботов? И кто его пишет? А тебе не приходило в голову, что их за границей специально такими делают, чтобы они устраивали какую-то насмешку над православием? Чтобы людей от него отталкивали?

— Отец Василий, ты не кипятись, — говорил спокойно Ваня, применяя, наверное, свой жизненный опыт к решению этого интересного вопроса. — Ты вот послушай. Вот в древности в любой стране все люди в богов верили. Да? А теперь как-то не очень верят, теперь половина — атеисты. А арбайтеры все верят, да? Так, может, это просто первое, до чего может додуматься примитивное сознание? Поумнеют они и не будут молитвы петь. А?

— А Эйнштейн по-твоему — примитивное сознание? А Юнг?

Я был в восторге. Самогонка была хорошая и почти не пьянила, слушать было интересно, я бы просидел так всю ночь, но пора было собираться. Парня оттащили под белы руки в комнату спать, я завел машину, и пространство перед ней наполнилось контрастно высвеченным палым листом на синей траве, фрагментом палисадника, морщинистым стволом осокоря, маленьким лающим псом, привязанным за забором из сетки рабицы. Дед проводил нас, сунул мне пол-литровую бутылочку своей самогонки в качестве гостинца.

На заднее сиденье залез Ваня с крохотным рюкзачком — он отправлялся развеяться недельки на три-четыре. Первой остановкой планировал Березовое (у отца Василия), далее с попутками или на автобусах на восток — на Вышу, в монастырь, где иногда подрабатывал поваром. Все равно в такую погоду психотерапевта не стоило ждать — если уж летом не приехали, вряд ли сейчас найдутся желающие.

Далеко нам уехать не пришлось — мы чуть не задавили арбайтера. Только скорость набрали, начался маленький поворот, и перед нами возникла фигура дедовского неприкаянного Стёпы. Я резко вывернул руль, и мы въехали в бетонный столб. Точнее, не в сам столб, а в пасынок этого столба.

Отец Василий первым выскочил из машины, в руке у него опять оказался сотовый телефон.

— Я в шоке. Господи, я в шоке, — повторял он.

У меня волнение улеглось быстро, стоило только мне увидеть разбитый фонарь, помятое крыло моего «ниссана». Время от времени только возвращался испуг: «Еще бы чуток и…», за ним тут же следовало теплое облегчение: «Успел-таки!». Ну и только потом следовала высказанная Ваней вслух мысль о том, что дешевле было бы оплатить деду его арбайтера, чем выкладывать за ремонт машины.

Дело тут, наверное, просто в том, что, наряженный в дедовскую фуфайку и кепку, робот имел хоть и нелепый вид, но вполне человеческий. И поэтому внушал страх его задавить. Вместо того, чтобы сразу уйти домой, он толкался вместе со всеми в свете фар и бормотал: «Отвел… ведь отвел… спаси, Господи!».

— Все, на тебя, Илюх, облучение начинает действовать. Пора двигать, пока еще полдеревни на бампер не взяли, — сказал Ваня.

— Какое облучение? — спросил я, швыряя на дорогу второй окурок.

— А Запожье в зоне облака считается. Не знал, что ли? Вон деду уже сколько лет приплачивают.