Нецензурное убийство - [45]
— Я правду говорю, пану младшему комиссару Томашчику свезло, как слепой курице…
— Ладно, — оборвал агента Зыга. — Сходили в туалет, и за работу. И рот на замок, так?
Дудаж кивнул и щелкнул каблуками так, что аж вода с пола брызнула.
— Имя, фамилия, имя отца! — орал Томашчик.
— Владимир Ульянов, Ильич, — ответил спокойно Закшевский.
— Имя, фамилия, имя отца!
— Вы меня сломали, пан начальник. Лев Бронштейн, Давыдович…
— Томашчик, можно тебя на минутку? — Мачеевский пошире открыл дверь.
— Не видишь, Зыга, я занят?! — рявкнул тот. — Если кто-то выпускает коммунистов, кто-то другой должен их хватать.
— Пан комиссар, это важно, — поторопил официальным тоном Зыга.
Томашчик нехотя встал из-за стола и, обойдя по широкой дуге сидящего перед ним на стуле подрывного редактора, подошел к Мачеевскому.
— Не зови конвоира, Зельный за ним присмотрит.
— Не сомневаюсь, — скривился Томашчик, одарив разодетого агента буравящим взглядом.
Они встали в коридоре рядом с внушительной плевательницей, которую весь отдел использовал как пепельницу.
— Закуришь? — примирительно спросил Мачеевский, вытаскивая свои «Сокол».
— Быстрее, Зыга, не трать время!
— Ладно… — Младший комиссар убрал папиросы. — Слушай, отпусти Закшевского.
— А с чего бы?! — буркнул Томашчик, поправляя очки. Зыга заметил, что они сами сползали у него по потной переносице.
— Потому что это мой информатор. Он нужен мне в городе, а не в кутузке.
— В таком случае — никаких проблем. — Томашчик пожал плечами. — Покажи мне его фамилию в списке сотрудников, и он тут же будет свободен.
Мачеевскому очень хотелось схватить этого охотника на коммунистов за лацканы пиджака и со всей силы шмякнуть о стену.
— Ты прекрасно знаешь, что не найдешь его ни в одном списке, — проговорил он, стараясь сохранять спокойствие. — И еще лучше знаешь, сколько пользы от таких неофициальных информаторов.
— Меня не касается, умеет ваш отдел использовать стукачей или нет. Однако имеются инструкции, директивы…
— Томашчик, ты откомандирован сюда и находишься у меня в служебном подчинении, — ледяным тоном напомнил Зыга.
— Не в служебном, только в оперативном, — с улыбкой уточнил тот.
— Холера ясная, о чем ты говоришь?! У тебя есть, за что его сажать? Хочешь выставить себя идиотом — твое дело. Но это заденет и мой отдел.
— А-а-а, так речь идет об отделе! — театрально выдохнул Томашчик. — Ну тогда не беспокойся. Я не упеку Закшевского.
— Ну и дальше? — Зыга закурил. Он должен был чем-нибудь занять руки до тех пор, пока здравый рассудок не возобладает над рефлексами боксера.
— Ну и дальше, Закшевский официально учится в университете, так? И пока он учится, он освобожден от военной службы. Однако когда ксендз-ректор ответил на мой звонок и выслушал, что у меня было ему сказать, то решил вычеркнуть его из списка студентов. Я сразу же известил об этом уездную комендатуру пополнения личного состава. В штрафных ротах пехоты всегда найдутся вакансии. Кто знает, может быть, там его научат уму-разуму быстрее, чем в Замке.
— Адольф, ты это по глупости творишь или по убеждению?
— А ты, Зыга, прикрываешь его как старого знакомого, — Томашчик поправил очки, — или, может, ты сам красный?
Он выждал с минуту, наслаждаясь зрелищем стиснувшего зубы Мачеевского. Однако поскольку тот ничего не ответил, вернулся в комнату. Он больше не спрашивал у Закшевского его имя, фамилию и имя отца. Зыга услышал только его злорадный смех, а потом Томашчик начал напевать кавалеристскую песню:
— Кавалерист, ядрена мать! — рявкнул в рифму Мачеевский.
Телефон заливался как бешенный. Зыга с Крафтом переглянулись, отвечать или нет. В конце концов Мачеевский потянулся за трубкой.
— Что?! — воскликнул он почти тут же. — Нет, к нам его не вези! Сейчас сам приеду.
— Случилось что-то? — спросил заместитель.
— Фалневич звонил из Двойки. У них там паренек из Косьминека. С часами Ежика. А я не хочу, чтобы Томашчик о нем пронюхал.
— С тобой поехать?
— Спасибо, я лучше возьму Зельного. Это может оказаться не в полном согласии с буквой закона.
— Зато с духом — да? — скривился в кислой улыбке Крафт.
— С духом — как нельзя более.
Зельный был у старшего сержанта Анинской из «аморалки». Они на пару допрашивали очередную жмигрудскую проститутку. Агент менял лицо как хамелеон: только что кивал головой с пониманием: мол, да, в наше время трудно заработать пару грошей, и тут же грозился отобрать санитарно-бытовую книжку. Слышно было даже в коридоре.
Мачеевский на минуту задержался у двери. Не хотел прерывать: допрос как раз входил в решающую фазу.
— Не знаю я ничего, пан полицейский, — повторяла проститутка. — Я ничего…
— А знаешь, сколько лет получишь за пособничество в преступлении?! — прорычал Зельный.
— Ну и дура ж ты, курва! — поддержала его зычным голосом старший сержант Анинская. — Мы тебя домой отпустить хотим, а ты сама себя на нары толкаешь…
— Когда выйдешь из кутузки, может, тебя куда-нибудь прачкой и возьмут, — сладким голосом предсказал агент. — Потому что шить и кроить ты явно не сможешь.
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.