Небываемое бывает - [89]

Теоретические основы земледельческой механики сложились в нашей стране раньше, чем где бы то ни было в мире. Основатель ее Василий Горячкин был, по существу, нашим современником и умер только в 1935 году. Он был первым в мире теоретиком в конструировании машин для земледелия. Проходит ли осмысленно его наследие в наших ОПТУ? Нет, разумеется. Впитывается ли в плоть и кровь юноши следующее положение Юстуса Либиха: «Возникновением и гибелью народов управляет один и тот же закон природы. Отнятие от стран условий, определяющих их плодородие, вызывает их гибель, поддержание же этих условий обеспечивает этим странам длительное существование».

Мы ходим по залам и коридорам училища с Бутенко. Сил он уже положил здесь много. Но кругом все те же обязательства, достижения, графики, механизмы, лозунги, плакаты, убивающие в подростке все живое, пытливое и радостное. Бутенко ловит новое на лету. Хозяин он дельный, но кто ему поможет донести до ребят в ватниках и кирзе, что именно они — служители искусств, не работники эстрады, кино и театра, а прежде всего они, а потом уже все .остальные. «Земледелие — первое, самое важное из искусств» — это не цитата из Альберта Великого, нет, это прежде всего каноническое, незыблемое положение для всех времен, ибо далее Альберт Великий, чтобы не оставить сомнений, заключает: «Истинное богатство доставляется только землей, кто улучшает свои земли, торжествует победу».

Или нет у нас за плечами богатой и славной земледельческой традиции? Разве не по нашей земле в 1888 году прошел первый в мире гусеничный трактор? Создан он был бывшим бурлаком Федором Блиновым в городе Балакове. Ученик Блинова — Я. Мамин создал в 1911 году первый русский дизельный трактор. Мамин был принят в 1918 году Лениным в Кремле и получил одобрение и поддержку на постройку первого в России тракторного завода, который в Саратовской области выпускал тракторы конструкции Мамина — «Гном» и «Карлик».

Осмыслили ли мы свой путь? Мы в 1928 году применяли еще на пахоте 4,6 миллиона сох, косуль и сабанов. Если их было миллионы в 1928 году — это не значит, что через десять лет они исчезли. Нет. Мы встретили нашествие фашизма еще крестьянской страной. В этом, кстати, была наша не только слабость, но и сила прежде всего. Наш воин взял в руки винтовку, а кубанские и донские казаки, взяв клинки, отставили сохи, которыми орал еще их предок Микула Селянинович. Мы пошли на врага, не растратив еще былинной уравновешенности психики и эпического душевного склада. Способны ли мы вернуть внукам этих богатырей непоколебимую веру, что истинные работники искусств живут только в деревне? Если мы это сделаем, мы будем самой богатой и самой культурной страной мира — как нам и подобает по историческому жребию.

Если мы начнем с укрепления иммунной памяти, мы одолеем все. Тогда по нашим родным полям не будут двигаться чудовища вроде того, что в первый приезд я видел в Григорополисской. Ужас от этого впечатления не прошел и поныне. Однажды с Соловьевым мы ездили по полям целый день. И вот прикатили на один из полевых станов. Главный агроном молча показал в сторону группы сельскохозяйственных машин. Все машины хлебороба имеют одну как бы тайную и органичную задачу, как бы внешне не рознились. В землю бросается семя. Приходит время, и колос срезается. Больше всего два орудия нужны были крестьянину. Соха и серп. Сейчас машин много, но все они обслуживают семя, брошенное в землю, — плуги, сеялки, жатки, культиваторы, у всех у них знакомые с детства очертания. А тут в поле среди машин и механизмов, знакомых со школы, вдруг вижу стоит что-то зловещее, чужое и недоброе. Луноход не луноход, трактор не трактор. Видно сразу только, что не пашет, не сеет и не жнет. Размеры больше, чем чудище из фантастических романов, все обвешанное емкостями и стальными резервуарами, нечто вроде стальной мерзкой жабы.

Я ее с первого взгляда различил и невольно подобрался, как при встрече со смертельным врагом. Хорошо рассматривать картинки с механизмами на Марсе, но среди родных полей это видение пробуждает в вас древний и властный инстинкт отбрасывания. Это была купленная за золото машина для отравления земли ядами. Взглянул на Соловьева — он молчит и хмурится. Производительность ее ядовитости соответствует ее размерам и шири кубанских полей. Все наши машины в соседстве с ней кажутся полны человечности, теплоты и домашности. Как жаль, что нельзя ее тут же, не уходя из стана разрезать своими руками, автогеном и закопать вместе с радиоактивными отходами на дне океана, чтоб землю не поганить. Нет, не автоген бы, а связку гранат под ее мерзкое брюхо. И стоит же не где-нибудь эта импортная гадина, а на лучшей в мире почве — на национальной гордости и главном богатстве страны — стоит на русском черноземе, «благодатной почве, — по Докучаеву,— которая составляет коренное, ни с чем не сравнимое богатство России». Говорит человек, благодаря которому русские народные названия почв — «чернозем», «подзол», «солонец» и другие приняты всем миром как научные термины. Эти слова задолго до слова «спутник» обогатили мировую лексику. Произошло это в светлые и плодотворные 80-е годы прошлого столетия — время мирового взлета русской культуры и мысли.