Небольшие повести - [8]
- А нам, первому участку, что, товарищи, без кирпича сидеть? - послышалось в ответ. - И так Иван Павлович считает себя главнокомандующим центрального крана.
- Подождите, первый участок, острить, - раздался хрипловатый голос Романа Гавриловича. Разверните-ка лучше график организации работ. Развернули?
И хотя это не касалось Ивана Павловича, он тоже достал из ящика письменного стола график.
- Найдите точки установки кранов, - продолжал главный инженер. - Нашли? Номер два нашли? Почему до сих пор вы не освободили место для установки полуторатонного крана номер два у левого фасада?
- Куда же я бункер дену? - заговорил первый участок. - Хотел на угол поставить, Нина Васильевна не разрешает… Запрещает бункер ставить.
- Да, запрещаю, - сказала Нина, взяв трубку из рук Ивана Павловича. - Почитайте инструкцию, товарищ Решетов. Под поднимаемым грузом работать запрещено.
- Подождите, Нина Васильевна, - резко прервал её главный инженер. - Товарищ Решетов, почему вы до сих пор не докладывали об этом? Достаньте-ка чертёж о-эр двенадцать. Смотрите. Почему вы не можете поставить кран в середину здания, вон туда, в осях пе-эр и десять-одиннадцать? А это уж вы сами подумайте, как установить раму. А центральный кран полностью передать в ведение начальника третьего участка.
Иван Павлович щёлкнул пальцами, подмигнув изумлённой Лиде, сказал: «Порядок!»
- А начальнику третьего участка, - продолжал главный инженер, - следует учесть, что через двадцать дней мы спросим с него готовый каркас. Ясно?..
Иван Павлович дунул в трубку, как в самовар, и закричал:
- Роман Гаврилович, Роман Гаврилович, я же вам докладывал: за двадцать дней мы кончить не сможем!
- Это ваше мнение?
- Все так говорят. Любого рабочего спросите. Вот, пожалуйста, тут у меня случайно Арсентьев… А ну-ка, сообщи начальнику свои соображения, - тихо добавил он, передавая Арсентьеву трубку.
- По-честному сообщить?
- Конечно. Не бойся. Раз невозможно, так что уж тут.
- Арсентьев, как вы думаете? - спросил главный инженер,
Арсентьев взял трубку:
- Если руководство участка учтёт наши требования, сделаем.
«А он молодец всё-таки!» - подумала Нина, а поражённый Иван Павлович даже сел от неожиданности.
Оперативка окончилась, и Нина пошла к себе в кабинет. Там она увидела Митю. Ожидая её, он разговаривал с Ахапкиным.
- Как же я сейчас в отпуск поеду? Из-за нас строительство отстаёт, а я уеду. Дело-то ведь государственное,
- Не беспокойся. Ты о себе заботься, а государство о себе как-нибудь позаботится, - сказал Ахапкин.
- Нет, я так не согласен, чтобы я - о себе, а государство - о себе. Лучше я о государстве, а государство пускай обо мне.
- Почему вы не на обеде? - спросила Нина.
- Ещё успею, - сказал Митя. - У меня к вам дело.
- Какое дело?
- Будете матери писать - не пишите, что я на высоте работаю.
- Почему?
- Не пишите, и всё, - потупившись, потребовал он. - Вам разве не всё равно, что писать? Мать не виновата.
- Я что-то не понимаю вас, Митя…
- Чего же тут не понять? Она и так в войну пуганная, спит плохо. Узнает, что я на высоте работаю, вовсе спать перестанет. Будет ей невесть что мерещиться.
- У вас отца нет? - тихо спросила Нина.
- Нет отца. Мать одна себя и троих ребят оправдывает. Больная, скоро совсем сносится. Вот они у меня на карточке сняты. - Митя вынул бумажник, достал фотографическую карточку с обтрёпанными краями. - Вот она, мать, в колхозе работает, на сортоучастке, вот она - Люська, вот он - Васька, вот она - Алёнка, самая младшая. - Дети были худенькие и от этого все похожие друг на друга. - Я им помогаю, сколько могу, себе оставляю только на столовку да на кино, а на одежду и то не беру - бюджета не хватает… Со следующего снижения цен буду на одежду оставлять.
- Ничего я не стану писать, Митя, - сказала Нина. - Я пошутила.
- Ну и ладно. А за меня вам нечего беспокоиться: если человек на низу твёрдо ходит, он и наверху не оступится.
Нина не заметила, как ушёл Митя. Она сидела за своим письменным столом, глядя на стаканчик с цветами, и ей представлялись Митины брат и сёстры, такие же рыжие, как и он, и его мать, потерявшая мужа во время войны, представлялось, как Митя ходит на почту заполнять бланки переводов.
- Когда будут остальные триста плакатов? - спросила она Ахапкина так внезапно, что он вздрогнул.
- Когда жесть будет, тогда и плакаты будут.
- Слушайте, товарищ Ахапкин, для кого строится это здание? - спросила она снова, едва сдерживая негодование.
- Для Моссовета.
- Для людей, а не для Моссовета. Вы любите людей, товарищ Ахапкин?
- Смотря каких людей. Директор харьковского завода не даёт девяносто второго номера, что, по-вашему, и его я должен любить?
- Я говорю не о такой любви. Я говорю о любви к человеку в общем, о заботе о человеке - о том, что и вы, и я, все мы должны заботиться о людях.
- Не кричите на меня!
- Я не кричу. Когда будут плакаты?
- Я сказал вам: когда будет жесть, тогда будут и плакаты.
- Хорошо. Я передам это главному инженеру.
Как раз в это время зазвонил телефон. Роман Гаврилович вызывал Нину к себе.
Она быстро пошла по коридору, собираясь сейчас же рассказать и о Мите, и о его матери, и о волынке отдела снабжения с изготовлением плакатов, и о своём тяжёлом положении на строительстве.
