Небольшие повести - [6]

Однако к концу второй недели Нина чувствовала себя на стройке такой же одинокой, как и в первый день, - друзей у неё не появилось. Начальники участков относились к ней как к временному неудобству, которое кончится так же, как кончается дождь или ветер, посмеивались над тем, как она ходит по ригелям, и снисходительно поругивали её на оперативках. А рабочие, понимая это, откровенно не подчинялись Нине и за глаза называли её не по имени-отчеству, а просто: «техника безопасности». Несмотря на это, Нина добилась того, что все проёмы были ограждены перилами, а люки и отверстия перекрыты сетками или временным настилом.

Впрочем, количество мелких травм не уменьшалось. Несколько раз Нина ездила в рабочее общежитие, пытаясь собрать молодёжь на беседу по правилам техники безопасности, но, несмотря на нажим комсомольской организации, почти никто на такие беседы не приходил. Нина возмущалась, обвиняла ребят в недисциплинированности, просила воспитателя рабочего общежития Ксению Ивановну принять меры. Ксения Ивановна только грустно улыбалась, качала головой и говорила, что Нина не видала ещё здесь настоящей недисциплинированности, за которую действительно приходится взыскивать, - иногда даже писать письма от имени бытового совета на родину молодых строителей, их отцам и матерям: этого ребята не любят больше всего. В конце разговора Ксения Ивановна советовала устроить вечер танцев и, когда ребята соберутся, провести беседу.

Нина сердилась и доказывала, что техникой безопасности должны заниматься без всяких приманок, и уезжала домой. Ничего не добившись от Ксении Ивановны, Нина решила развесить на строительстве плакаты с короткими выдержками из инструкций. По этому поводу она завела разговор с Ахапкиным: объяснила ему, что плакатов явно недостаточно, да и те, которые есть, неряшливо сделаны. Плакаты должны быть прочными, из жести, буквы должны быть написаны масляной краской, текст нужен броский, запоминающийся. «Может быть, даже в стихах», - неуверенно добавила она.

- Сколько вам надо таких плакатов? - спросил Ахапкин.

- Самое малое - триста пятьдесят штук.

- Сколько?!

- Триста пятьдесят.

- Вы что, смеётесь?.. Вы знаете, сколько будут стоить ваши плакаты? - Он вырвал из блокнота листок бумаги и, быстро бормоча: «жести - сто листов, олифы… краски тёртой… рабсила… транспорт… накладные расходы…», составил калькуляцию и сказал: - Тринадцать рублей будет стоить один плакат.

- А сколько стоит человек? - спросила Нина.

- Какой человек?

- Сколько стоит человек в нашем государстве?

- Я не знаю, сколько стоит человек, а триста пятьдесят по тринадцать - это около пяти тысяч рублей! Никто вам не разрешит тратить на всякую чепуху такие деньги.

Нина взяла калькуляцию и пошла к главному инженеру. С Романом Гавриловичем договориться удалось. Он не разрешил только составлять стихотворные тексты. И через несколько дней девушка с медными серёжками, по имени Нюра, развешивала красивые плакаты, но не на заборе, а на указанных Ниной рабочих местах. Надписи, над которыми две ночи сидела Нина, обложившись инструкциями, получились короткие и лаконичные: «Неисправный инструмент коварен и опасен», «Не смотри на огонь электросварки»…

Однако скупая рука отдела снабжения дала себя всё-таки знать: вместо трёхсот пятидесяти плакатов изготовили всего пятьдесят, и на каждом из них, в нижнем углу, видимо по специальному указанию Ахапкина, маленькими буквами было написано: «Цена 13 рублей».

На следующее утро после того, как развесили плакаты, Нина отправилась обходить участки. Её уже не пугала высота, но ходить по ригелям она опасалась. На седьмом этаже она заметила рыжую голову Мити. В этот день он производил газосварочные работы.

- Когда кончите, не оставляйте остатки карбида в генераторе, - предупредила Нина.

- Я никогда не оставляю, Нина Васильевна. - Митя обернулся к ней.

- Ой! А почему вы работаете без очков, Яковлев?

- Сломались, - ответил Митя и улыбнулся. - Лежали утром в кармане, а я забылся, сунул туда же плоскогубцы - стекло и кокнулось… Вот, пожалуйста.

Он достал из кармана очки-консервы. Одно стекло было немного надтреснуто.

- Вполне можно работать, - осмотрев их, сказала Нина.

- А вдруг стекло в глаз попадёт, - возразил Митя. - Ведь сами знаете: неисправный инструмент - он коварный и опасный.

Нина вспыхнула. До каких же это пор, в конце концов, все её предложения будут считать чепухой, а замечания поднимать на смех?!

- Если вы боитесь за свои глаза, так должны давно бы сбегать на склад и сменить очки, - сказала она, стараясь казаться спокойной. - Без очков запрещаю работать.

- Куда же мне с седьмого этажа ходить да обратно на седьмой!.. А план? А выработка?

- Доложите прорабу, что я вас сняла с работы. - Мина достала записную книжку и стала записывать нарушение.

- Зачеркните, Нина Васильевна…

- Нет, не зачеркну. У вас уже два нарушения. Если так будет продолжаться дальше, я… я напишу вашим родителям, как вы ведёте себя на стройке.

- А я вам адреса не дам.

- Ничего, найду в отделе кадров.

Нина, конечно, и не думала писать родителям Мити и не понимала, как эти слова сорвались у неё с языка, но репродуктор из поднебесья вдруг заговорил: «Через десять минут - оперативное совещание… Повторяю…», и она побежала в контору третьего участка, где стоял динамик и где можно было всё услышать.