Небольшие повести - [32]

Шрифт
Интервал

Как сейчас слышу я его голос, как сейчас вижу странно серьезное лицо, на котором словно затвердела темная ухмылка, вижу мокрый от пота лоб с налипшими волосами, хищный, ставший совсем зеленым глаз, сдвигающийся, прищуривающийся, как глазок радиоприемника. Но в тот момент, захмелев от радости, я болтал без передышки:

- Знаешь, Николай, очерк, который я напишу про тебя, будет моей первой настоящей работой. Первый раз у меня такое ощущение, что я вижу своего героя насквозь, до самого донышка… Я могу написать не только то, что ты думаешь сейчас, но и то, что будешь думать завтра, послезавтра…

Загадочная ухмылка отчетливей заиграла на лице Николая. Он взглянул на меня с откровенной насмешкой и спросил:

- Ты вот что, друг: когда домой?

Я стал объяснять, что мне осталось решить одну последнюю задачу: толково и вместе с тем художественно объяснить, каким образом добивается Хромов успехов. Каким образом удалось Николаю гонять сто тысяч километров без ремонта и сохранить машину новенькой, с иголочки - это пока что не совсем ясно. Надо посидеть в леспромхозе еще денька три-четыре, поговорить, пополнить записи.

- Езжай завтра, - бесцеремонно прервал Николай. - Факты собрал - и порхай отсюда. А то, гляди, волк укусит. Или под обрыв загремишь. А потом скажут: Хромов спихнул. Хлопот не оберешься… Езжай! - Он встал на подножку, вдвинулся в кабинку и закричал раздраженно: - Давай - скидай лыжи! Еще ждать тебя!..

Мы проехали минут двадцать, свернули налево, и внизу открылась наша заснеженная деревенька, изба Терентия Васильевича и ломкие задубевшие рубахи во дворе, которые он забыл снять после стирки.

Рубахи под ветром стучали друг о друга, как фанера.

- Ты вот что, - сказал Николай. - Про то, что возле дома заплутался, помалкивай. У нас тут народ колючий. Первая Аришка засмеет. Не говори, что у Горячего ручья встретились. Давай слазь. Топай ножками, будто не видал меня.

- Спасибо, - сказал я. - Молодец ты!

- Да ведь все хочешь, как лучше! - усмехнулся Николай и захлопнул дверцу.

4

Я все-таки прожил еще двое суток и только на третий день, когда вернулся Терентий Васильевич, отправился на аэродром.

Крутила пурга. В деревьях гудел ветер, снег больно хлестал по лицу. Во избежание несчастных случаев инспектор по технике безопасности приостановил валку леса.

Хотя и не хотелось признаваться себе, но я знал: Николай в моем описании получился примитивней, чем он есть на самом деле. До сути его характера так и не удалось докопаться. И не потому, что он такой уж необъяснимый. Просто надо было твердо следовать первой заповеди журналиста: прежде чем понять героя, пойми работу, которой он занимается.

И правда: в нашей стране не узнаешь человека, если не поймешь дела, которому он отдает время и душу. Недаром у нас трудовой человек носит красивое имя - трудящийся.

А на лесопункт я заехал случайно и даже не знал, что такое «чокер». Заготовка леса, автодело, эксплуатация автотранспорта, тонно-километры, недожог, пережог - все то, что заполняло мысли Николая Хромова, для меня было книгой за семью печатями.

Узкая, расчищенная бульдозерами полоса вдоль берега между рекой и цепочкой лысых сопок, носившая пышное название аэродрома, тянулась километрах в десяти от нижнего склада.

Редкие, разбросанные по откосам строения и службы тонули в снежном тумане. По такой погоде здесь можно было проплутать сутки, но мне повезло, и я довольно быстро наткнулся на бревенчатое помещение.

Просторную комнату разделяла беленая перегородка с фанерной дверью. В перегородке были вырезаны два окошка с табличками «Касса» и «Дежурный». Оба окошка были заперты. На фанерной, запертой на замок двери был наклеен плакат: «ТУ-104», взмывающий в голубое крымское небо. Рядом висел телефон с ручкой.

- Есть кто-нибудь? - спросил я громко.

Никто не отозвался. Раскаленная до малиновой прозрачности печурка гудела в углу. Вокруг печурки в толстых плахах пола падающими угольками были выжжены черные лунки.

Когда я перелистывал старые, без обложек, журналы «Китай», «Спутник агитатора», наружная дверь распахнулась, и на пороге появился маленький кривоногий старичок с охапкой поленьев. В коротком, осыпанном снегом пиджачке, с лицом, заросшим мягким желтоватым пухом, старичок выглядел древним, несмотря на то что на маленькой голове его парадно блестела золотыми разводами фуражка летчика.

Лягнув кривой ногой дверь, холодный и быстрый, он прошел в угол и вывалил у печурки промерзшие, звонкие, как хрусталь, поленья.

- Где тут дежурный, дедушка? - спросил я.

- А ты кто, слепой? - отозвался он тонким бабьим голосом.- Форму не понимаешь? - и поправил на голове фуражку.

Я спросил, когда будут продавать билеты до Усть-Курта.

- «Билеты, билеты»! - проворчал старичок, присаживаясь у печурки на корточки. - Погода, вишь, пургливая… На билете не улетишь… - Он достал кисет и стал сворачивать цигарку. - И чего их берет охота летать? Ну, летчик ладно. Ему деньги дают, шоколадом кормят. А вольных, не пойму, чего в небеса тянет? Ровно па земле тесно.

Он приложил к раскаленному боку печурки бумажку. Бумажка вспыхнула. Он прикурил и вдруг спросил неожиданно:


Еще от автора Сергей Петрович Антонов
Дело было в Пенькове

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Тетя Луша

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Аленка

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Разорванный рубль

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поддубенские частушки

Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.


Рекомендуем почитать
Медвежонок Паддингтон за границей

Паддингтон и семья Браун отправляются отдыхать во Францию! Поездка за границу – дело очень ответственное. Нужно как следует подготовиться: снять деньги со счёта в банке, придумать интересный маршрут, запастись картами и путеводителями… К тому же есть риск опоздать на рейс, а то и вовсе заблудиться в незнакомой местности. Однако эти временные трудности не смущают Паддингтона – ведь по ту сторону Ла-Манша ему предстоит сыграть в оркестре на барабане, отведать настоящего корабельного какао и выиграть приз на велогонке «Тур де Франс».


Гошкин берет

Рассказ Елены Кршижановской из альманаха «Звёздочка» № 9 (1959 год).


Неоники и лисичка Наруке. Книга 1

«В этом году все друзья Джея разъезжались на каникулы. Он представлял, как они будут путешествовать по городам, расположенным на спинах гигантских черепах, или охотиться за Неуловимым озером, которое постоянно перебиралось с места на место…А Джей все лето просидит дома и ему даже не с кем будет поиграть.– Я накоплю магии и создам себе говорящую лисичку, – объявил он старшей сестре Фиби. – Помнишь, когда я был маленьким, у меня была любимая игрушка? Я хочу точно такую, но живую – умную, добрую и храбрую.


Сказки Надежды

«Сказка ложь, да в ней намёк…» Эти слова в полной мере относятся и к сказкам, представленным в этой книге. Добро, как и должно быть, одерживает победу над злом. Жадность и подлость обязательно будут наказаны, а душевная чистота и бескорыстие – всегда там, где правда.Книга «Сказки Надежды» будет интересна как маленьким, так и взрослым читателям. Ведь сказки любят все!Другие сказки Надежды Беляковой можно не только прочесть, но и послушать на аудиодисках или посмотреть как авторскую анимацию на её сайте skazky.ru «Сказки и рисунки Надежды Беляковой».


Мое первое сражение

Среди рассказов Сабо несколько особняком стоит автобиографическая зарисовка «Мое первое сражение», в юмористических тонах изображающая первый литературный опыт автора. Однако за насмешливыми выпадами в адрес десятилетнего сочинителя отчетливо проглядывает творческое кредо зрелого писателя, выстрадавшего свои принципы долгими годами литературного труда.


Белые буруны

Рассказ из сборника «Не погаснет, не замерзнет».