Небо смотрит на смерть - [3]

Он изумленно посмотрел на нее.

— Луиза… Хотелось бы мне понять твое отношение… Ведь это невероятно! Ты что же, все еще любишь меня?…

— Люблю тебя?! Я видеть тебя не могу!

— Тогда почему ты не даешь мне окончательно расстаться с тобой? Только для того, чтобы досадить мне?

— Ты совершенно прав! Я — собака на сене. И останусь такой навсегда.

— Не могу понять, за что ты меня ненавидишь.

— Не можешь? Я тебе тысячу раз говорила. Я ненавижу тебя за то, что ты сломал мою жизнь; за то, что ты увез меня на эти проклятые острова и оставил там гнить одну, пока ты прохлаждался на своей идиотской работе. Вот за что!

— Ты могла бы ездить вместе со мной. Ты знала, что я хотел этого.

— Жить в кустах и изучать вирус какао? Спасибо большое!

— Другим женщинам удавалось и там оставаться счастливыми.

— Я — не другие. Ты видел, что со мной происходит, и мог хоть что-то предпринять, пока еще было не поздно. Ты виноват, что я стала такой, и я тебе никогда не прощу, никогда!

Чарльз молчал, уставившись в пол. Пропасть между ними была столь велика, что наводить мосты бесполезно. Он знал, что слова не помогут, но врожденное чувство справедливости бунтовало внутри.

Я говорил тебе, что будет именно так, хотелось ему возразить. Я говорил тебе, что острова Карибского моря столь же опасны, сколь и красивы. Я говорил тебе, что там очень жарко и что многие женщины не выдерживают жары. Я говорил тебе, что мне придется надолго уезжать «на натуру», и если ты не захочешь сопровождать меня, тебе будет одиноко. Я говорил тебе, что работа меня захватила полностью, что мной руководило отнюдь не тщеславие и что быть женой инспектора по сельскому хозяйству совсем не то, что быть женой губернатора. Я говорил тебе все это перед тем, как мы туда отправились. Я не знал, что, охваченная своими романтическими иллюзиями, ты меня едва слушала. Мне казалось, ты понимала меня. Я не знал, что ты возненавидишь жизнь там и не сможешь поладить с цветными. Я не знал, что ты возненавидишь мою работу и станешь презирать меня за то, что я хотел помочь местным. Я не знал, насколько ты слаба духовно и физически и, что ты не в силах выдержать самых пустяковых неудобств. Я не думал, что ты откажешься рожать детей, чтобы не испортить фигуру, и предпочтешь играть в бридж и скандалить по каждому поводу. Я не мог предположить, что ты настолько подвержена действию алкоголя, что и дня без него прожить не сможешь. Я не понял вовремя, видит Бог, что ты была лишь хорошенькой, ветреной и совершенно безнравственной женщиной. Я был слишком влюблен в тебя и поторопился увезти тебя с континента прежде, чем. узнал тебя по-настоящему. Ведь у меня заканчивался отпуск, и сама мысль о скорой разлуке была для меня невыносима. Возможно, я совершил ошибку. Но и ты не права. Я не несу ответственности за все!…

Вот что он хотел бы сказать в свое оправдание, но взаимные обвинения сейчас вряд ли пошли бы на пользу, а кроме того, в ее словах была крошечная доля истины, и он промолчал.

— Ну что ж, — проговорил он наконец как можно спокойней. — Ты проклинаешь меня. Раньше я не подозревал, насколько ты меня ненавидишь, но теперь вижу. Ты хочешь наказать меня за то, что, по твоему мнению, я нанес тебе непоправимый урон. Но послушай, Луиза! В этой истории участвую не только я один. Есть Кэтрин. Она не сделала тебе ничего плохого. Она не взяла ничего, что бы принадлежало тебе. Ты могла бы проявить великодушие хотя бы по отношению к ней.

— Почему я должна это делать? Я ненавижу ее. Чарльз посмотрел на Луизу в упор, не скрывая своего удивления.

— Как ты можешь так говорить? Ты никогда с ней не встречалась, никогда даже не видела ее.

— Да нет, видела, — Луиза глянула в сторону телевизора. — я часто видела ее… там. Я способна убить ее.

Чарльз заметил этот ее взгляд, внезапно догадавшись, что именно отравило ее душу и наполнило ее сердце такой злобной и неукротимой ненавистью. Он представил себе эту комнату в темноте, горящий экран и Луизу, сидящую в одиночестве, одурманенную ромом и жалостью к самой себе, к своему моральному и физическому уродству. Он представил, как она следила за той, другой женщиной — молодой, полной жизни и сил, такой счастливой и обаятельной, какой ей, Луизе, уже не быть никогда. Она ощущала свое бессилие во всем, кроме одного-единственного: возможности причинить им вред!

— Да, понимаю… — медленно сказал он. — Это… ужасно.

— Ну, ты всегда меня прекрасно понимал, — фыркнула она.

— И все же, — продолжил Чарльз, — так ты ни к чему не придешь. Встав на пути Кэтрин, ты не станешь счастливой. А если бы ты попробовала вести себя по-другому?…

— Ах, заткнись, пожалуйста! Вечно ты читаешь мне мораль.

— Неужели ты не понимаешь, как жестоко все это по отношению к ней?

— Мне было еще хуже. Ей не на что жаловаться — просто наступила пора и для нее понять, что жизнь состоит не из одних удовольствий. Раз уж она так зациклилась на тебе, так пусть и живет с тобой, рожает и воспитывает ублюдков!…

— Луиза! Как ты смеешь так говорить?! — Чарльз придвинулся к ней со сжатыми кулаками.

Луиза издевательски усмехнулась.

— Хочешь ударить меня, ведь так? Давай, бей! Посмотрим, понравится ли ей, когда ты сядешь в тюрьму? Но ты не посмеешь этого сделать! Ты, такой замечательный, добрый, терпимый и понимающий Чарльз! Воспитанный Чарльз!