Небо под потолком - [69]

Вход в этот миниатюрный тропический лес уже скрылся за поворотом, но Никита все не решался перевести дух. Медленно продвигаясь по растительному тоннелю, он думал, что придется найти убежище понадежнее. Собака уже должна была привести преследователей к стеклянной дверце.

Внезапно он оказался на небольшой поляне. В центре ее пробивался из-под камней родник и узким ручьем утекал в джунгли. А на противоположной стороне стояла каменная скамейка, и на ней, легко откинувшись на спинку, сидела женщина в летнем цветном платье с короткими рукавами. Она спокойно и с интересом смотрела на застывшего от неожиданности визитера. Закинув ногу за ногу, женщина покачивала носком белой босоножки.

Молчание затягивалось, и Никита чувствовал себя очень неуютно. Его застигли, словно вора-домушника. Ну, положим, он действительно забрался в чужой дом. Но ведь не с корыстной же целью!

Наконец женщина спросила приятным мягким голосом:

— Что, сильно мои змейки напугали?

— Да, — сознался Никита.

— Ничего, они не ядовитые.

— Все равно впечатляет, — попытался улыбнуться он. — Даже волосы на голове зашевелились.

— А это специально придумано — для непрошеных гостей, — охотно сообщила женщина. — Я ведь давно наблюдала, как вы в кустах прятались. Все ждала — решитесь или нет войти?

Тут Никита увидел по правую руку от нее миниатюрный пульт с экраном монитора.

— Дверь тоже вы закрыли? — догадался он.

— Конечно. Рассказывайте, зачем пришли. Грабить?

— Там за мной с собакой гнались, не оставалось ничего другого, как в ваших джунглях спрятаться.

— Глупо. Вас все равно бы нашли мои охранники.

— Ну, это потом. А когда на тебя собака бросается… — сказал Никита и шагнул вперед.

— Нет уж, вы стойте там, где стоите. — Женщина хладнокровия не потеряла. Она подняла руку, и он увидел, что на него направлен ствол небольшого блестящего пистолета. Другая рука легла на пульт. — Я ведь и выстрелить могу, и охранников вызвать. Хотите рискнуть?

— Нет, — сказал Никита, — ни в коем случае. Можно я закурю? Волнуюсь сильно.

Хозяйка декоративных змей поморщилась.

— Курите, раз уж невмоготу. Но заодно рассказывайте, что вас сюда привело. Какая-то романтическая история? Угадала?

Никита замялся. Она кинула взгляд на монитор.

— Поспешите, а то погоня уже у дверей. Открыть?

— Ну зачем же?

Никита достал сигареты, поискал взглядом, куда бы сесть, не нашел и остался стоять. Он вспомнил, зачем стремился именно в этот дом, глубоко затянулся, выпустил дым — действительно нервничал — и спросил:

— Простите за нескромный вопрос, кем вы доводитесь некоему Шестокрылову, не знаю его имени-отчества?

— Почему же нескромный? Зовут его Олег Львович, и довожусь я ему женой. А что?

— А то, — медленно сказал он, — что именно вы мне и нужны. И никто более во всем поселке.

Никита стоял, засунув одну руку в карман, держа в другой сигарету. Пиджак его был испачкан землей и зеленью, волосы взлохмачены, глаза блестели от возбуждения. Но он совсем не казался смешным. Женщина слушала очень внимательно, опустив пистолет на колени. Никите нужно было передать ей все нюансы происходящего, разбудить в ней сочувствие к Алле и негодование на Серафима. И он старался изо всех сил. Он просил о помощи, но не физической или материальной. Ему нужна была информация о том, где Аллу могут держать. Жена Серафима могла это знать.

— Серафим, значит, — задумчиво сказала женщина, когда он наконец закончил. — А что, остроумно. Слышала я это прозвище, но не предполагала, отчего оно появилось. И непонятно, кто придумал: враги или друзья. Впрочем, какие у него друзья? Так, партнеры.

Она несколько раз крутнула на пальце пистолет, глядя в заросли, окружавшие поляну, и обдумывая рассказ Никиты, Потом подняла на него глаза.

— Знаете, вы не рассказали мне почти ничего нового. Я знаю, что честным путем на все это, — она сделала жест, словно обвела рукой и зимний сад, и дом, — не заработаешь. Но кто сейчас работает честно? Вы? Что ж, может быть, ума не хватает на большее. Я вовсе не пытаюсь вас оскорбить, не обижайтесь. Я констатирую факт. Но одно дело просто обманывать государство, которое тебя не любит и норовит обобрать до последней нитки. И совсем другое — ради денег убивать, похищать людей. Есть грань, через которую не всякий может переступить. А переступив, уже не останавливается ни перед чем. Я чувствую, что в последнее время Олег такую грань перешел. И мне страшно. Не знаю подробностей, но он все больше пачкается в крови. Самое горькое, что ничего с этим поделать не могу. Любовь и привязанность отступают в сторону, как бы вянут. Он любит меня, но отстранение, умозрительно. А я начала его бояться.

Никита стоял и думал не о ее переживаниях — в конце концов какое ему дело до страданий холеной бабы, сокрушающейся о муже-бандите, — а о том, куда бы незаметно деть окурок. В конце концов затушил в пальцах и сунул в карман.

Она все говорила и говорила, рассказывала о том, как они с Олегом были молодыми и голодными, но счастливыми, как жизнь менялась, становясь лучше и сытнее. Внезапно на пульте замигал огонек. Женщина посмотрела на монитор.

— Ага, ваши преследователи решились обратиться ко мне. Подождите здесь, я их спроважу.